После “цветных” революций между Киевом и Тбилиси завязались настолько серьезные отношения, что Украина заявила о готовности поддержать Грузию в самом тяжелом процессе – в урегулировании конфликтов.
На основе заявления президентов Грузии и Украины в конце года в Киеве была создана новая региональная организация “Сообщество демократического выбора” (в его состав вошли Латвия, Эстония, Литва, Польша, Украина, Молдавия, Румыния, Словения, Македония, Грузия и Болгария), которая задалась целью содействовать развитию демократии в регионе Балтийского, Черного и Каспийского морей. Вместе с тем, Сообщество претендует на роль механизма, обеспечивающего освобождение Балто-Черноморско-Каспийского региона от “духа конфронтации и замороженных конфликтов”. В свою очередь, еще одна организация – ГУАМ (Грузия, Украина, Азербайджан и Молдова) призывает Россию вывести свои войска с территорий Приднестровья, Абхазии и Южной Осетии.
В интервью Абхазия. инфо директор киевского Института глобальных стратегий Вадим Карасьов рассуждает о проблеме постсоветских конфликтов и, в частности, абхазского вопроса в контексте новейших постреволюционных геополитических реалий.
– Процесс интернационализации урегулирования замороженных конфликтов на постсоветском пространстве уже очевиден, и началось это со смены власти в Грузии. Мощным стимулом для привлечения внимания западной общественности к т.н. непризнанным государствам и замороженным конфликтам стала и “оранжевая революция” в Украине, после которой появилось понимание Европейским Союзом, США и НАТО необходимости размораживания этих проблем.
Россия осознает тенденцию нынешнего развития бывшего советсткого, вернее уже бывшего постсоветского пространства, в частности, она понимает, что в одиночку влиять на политические процессы на этом пространстве она не может. Это касается и непризнанных режимов, тем более, что достаточно тревожно складывается ситуация для России на северном Кавказе, и России не хватает властного ресурса для того, чтобы не соглашаться на постепенное, мягкое привлечение к разрешению замороженных конфликтов общеевропейских и евросоюзовскоих организаций, тем более, что в этом вопросе серьезную активность проявляют не только ЕС, НАТО и ОБСЕ, но и государства, в которых прошли “цветные” революции и которые имеют непосредственное отношение к этим конфликтам – Молдова, Украина и Грузия.
– В основе урегулирования приднестровского конфликта лежат не планы Москвы, а предложения Ющенко, насколько перспективны эти новые тенденции в разрешении подобных конфликтов?
- Изменение отношения Киева к приднестровскому конфликту меняет отношение к постсоветским конфликтам вообще. От политических режимов, существующих в непризнанных государствах с самого начала конфликтов и являющихся недостаточно прозрачными и легитимными, устал весь мир, в том числе и население самих этих республик. И для России, и для европейских организаций и постоветских государств важно, чтобы смена политических режимов в этих регионах прошла легитимно. Россия не может не понимать этого и вынуждена реагировать соответственно, подключаясь к общим усилиям по внутренней демократизации политических режимов непризнанных государств, правда, она будет стремиться использовать это в своих интересах,
но использовать это обстоятельство в собственных интересах могут и европейские структуры, и сами страны. Эта тенденция проявилась уже на последних выборах в Приднестровье – так, позиция России была более мягкой, в данном вопросе у России и европейских структур появилось больше точек соприкосновения.
Очень важным моментом является то, что Россия меняет свою стратегию – она, практически, соглашается с уходом из постсоветского пространства, в обмен на допуск к формирующейся новой глобальной энергетической архитектуре, т.е. грубо говоря, Россия готова променять отказ от контроля Приднестровья и Южной Осетии – пока это Абхазии не касается – на включение в клуб глобальных энергетических игроков и держателей ресурсов мира 21-го века. Запад читает эту игру и предлагает России сделку – не мешать Грузии, Украине и Молдове в урегулировании замороженных конфликтов в обмен на то, чтобы строить новые газопроводы.
Сейчас Россия решает именно эту мучительную дилему – либо оставаться региональной сверхдержавой в комплексном понимании этого слова, либо стать глобальной энергетической сверх-державой. В этот зазор между двумя статусами может вклиниться активность Грузии, Украины, Молдовы и Азербайджана, направленная на разрешение замороженных конфликтов.
– Эта тенденция начинает проявляться в южноосетинском вопросе, но не в абхазском...
– Да. События последних месяцев позволяют делать вывод, что Россия уже согласилась на те или иные формы реинтеграции Южной Осетии в Грузию. Проблемой для нее является не Южная, а Северная Осетия, и вопрос гарантий стабильности на Кавказе. Свою роль играет и ”прогрузинское” географическое положение Южной Осетии, чего нельзя сказать об Абхазии. Вообще, Южная Осетия для России имеет куда меньшее геополитическое значение, чем Абхазия. Наращивание активности грузинского государства в Южной Осетии позволяет прогнозировать, что через некоторое время Грузия сама сможет решить эту проблему.
– Какие барьеры могут помешать применению южноосетинской модели урегулирования в разрешении абхазской проблемы?
Ясно одно – замороженные конфликты не могут быть разморожены одновременно, синхронно, придется с чего-то начинать, и наиболее вероятной модели может быть южноосетинский сценарий урегулирования, в основе которого лежит принцип интеграции в Грузию на тех или иных условиях. Параллельно запускается процесс Приднестровья, правдя, здесь есть определенные барьеры, но главное, план Ющенко сдвинул проблему с места. Эти две факторы – Южной Осетии и Приднестровья – скорее всего, создадут прецедент, после которого заработает принцип домино. Кроме всего прочего, здесь будут задействованы и психологические моменты и символизм, который в геополитическе играет важную роль.
– Однако, абхазский вопрос из этого контекста выпадает своей сложностью, многослойностью...
– Согласен. Абхазия экономически посильнее Южной Осетии. Во-вторых, она граничит с Россией без горных перевалов, что создает благоприятные условия для налаживания коммуникаций. В-третьих, в отличие от Южной Осетии есть фактор Черного моря, которое имеет большое значение как с курортной, так и с геостратегической точки зрения. В-четвертых, Россия понимает, что Абхазия – это начало огромного и важнейшего геополитического региона – Большого Востока, простирающегося до Китая, и до тех пор, пока между США и Россией не состоится торг, вряд ли Россия спокойно и в ближайщее время ослабит свои позиции в Абхазии.
И еще: в Абхазии недавно прошли выборы, которые были более-менее легитимными, не фасадными. С одной стороны, ставленник России потерпел поражение, а с другой, элиты, пришедшие к власти в результате этих выборов, имеют маневр: они не прогрузинские, но и не пророссийские, и на этом фоне, если у них хватит сил, они смогут стать абхазскими националистами, т.е. пойти по модели Грузии – учредить абхазскую независимость.
Сегодня они рассчитывают на формирование абхазского независимого национального государства, и для России это вполне выгодный вариант, так как нет прямого вмешательства в дела Абхазии, как это было бы при Хаджимбе, но зато абхазский национализм является барьером для реинтеграции Абхазии в единое грузинское государство.
– По-вашему, у Абхазии есть шансы стать независимым государством?
– Абхазский казус будет решаться сложно. Ситуация, сложившаяся вокруг абхазской проблемы, действительно сложная и отличается от ситуации в других конфликтных регионах. В случае с Абхазией немаловажным моментом является наличие там интеллектуальной элиты. К этому нужно добавить наличие национального самосознания, интеллектуальные ресурсы и, конечно же, геополитическое положение... Если есть соответствующий общественный запрос, политики могут работать.
Но если нет общественных предпосылок, можно выступать какими угодно сильными позициями во внешней политике, можно сколько угодно демонстрировать чудеса экономического и социального развития, но это не сможет повлиять на сознание людей. В этом-то и есть различие между Южной Осетией и Абхазией. Южноосетинские элиты сейчас находятся в отступлении, они обороняются, лавируют, но драйв не на их, а на стороне грузинской элиты. В Абхазии несколько иная ситуация – абхазы более консолидированы, гомогенны, поэтому Грузии придется долго заниматься Абхазией, хотя в истории все возможно, в том числе – какой-нибудь колапс. К примеру, в 2008 году, борьба российских элит за преемственность Путина может вылиться в выгодную для Грузии ситуацию и это время можно будет использовать для наращивания активности в абхазском вопросе.
– Получается, вы видите предпосылки государственности Абхазии?
– Да, в отличие от Южной Осетии. Хотя надо иметь в виду, что современные государства, невзирая на наличие или отсутствие таких предпосылок, являются результатом внешнеполитических факторов.
Геополитические сдвиги слабо прогнозированы. Да, сегодня у Абхазии есть определенные шансы стать независимой, но вот, войдет Украина в НАТО и в Черное море будут заходить натовские корабли. А как тут Абхазия? Россия, безусловно, будет бороться за нее, чтобы, по меньшей мере, быть не чужой на Черном море. С другой стороны, это может изменить перевес геополитических сил в пользу Грузии и, возможно, заработает другой сценарий – план федеративных отношений Абхазии и Грузии. Так что, очень трудно однозначно ответить на ваш вопрос.
– Тбилиси возлагает надежды на участие Украины в урегулировании абхазского конфликта. Чем может способстовать ваша страна процессу урегулирования?
- Сценарий участия Украины в подобных процессах достаточно реален, у нас есть соответствцющий опыт начиная с Сьерра-Леоне и заканчивая Ираком. В Украине идет реформа вооруженных сил, одна из основных миссий которых станет именно миротворчество в регионе от Балтики до Черного моря. На начальном этапе, наверное, речь будет идти о смешанных миротворческих силах, в т ом числе Украины и России. Главное, сделать миссию не политически ангажированной и милитарной, а демилитаризированной.
– Но сегодняшние фактические власти Абхазии категорически против интернационализации миротворческой миссии.
– До Абхазии этот вариант можно апробовать в Приднестровье, Южной Осетии, однако его нельзя исключить и в случае с Абхазией.
– Непризнанные республики аппелируют косовским вариантом. Есть ли у Косово ш% F1ы на признание и, если да, будет ли это служить прецедентом для признания постсоветских непризнанных государств?
– Признание Косово действительно дало бы дополнительные международно-правовые аргументы непризнанным республикам, однако скорее всего, Косово не признают в качестве самостоятельного государства. Будут искать формы мягкого государственного устроиства – федерации или конфедерации. Формализовать независимость Косово означало бы выход за рамки международного права.
– Но в Абхазии уверены, что несмотря на непризнанность, республика докажет свою жизнеспособность как независимое и демократическое государство и у мирового сообщества не останется иного выбора, чем ее признание.
– По крайней мере, не в ближаещем будущем, так как это было бы тем же косовским вариантом. Мировое сообщество все-таки будет ждать, пока в Грузии и Абхазии появятся новые, более компромиссные элиты, которые вместе со своими обществами найдут компромиссный вариант разрешения проблемы – федеративный, конфедеративный... Я даже не исключаю, что на смену классическим государствам появятся какие-то иные формы организации территории и пространства.
– Официальному Тбилиси не чужда военная риторика в адрес непризнанных республик. В создавшихся реалиях грузинское руководство действительно может рассматривать силовой вариант решения конфликтов, или дело имеем с тактикой запугивания непокорных регионов?
– Военная риторика превентивный шаг, принуждение к миру, диалогу, но она должна быть дозированной, так как военная риторика имеет обыкновение перейти в военную практику, что, конечно, очень опасно. Нужно использовать весь арсенал дипломатии, что представляет совокупность разных факторов – экономических, гуманитарных, международных...
– В том числе – военной риторики?
– Да, но она должна быть вспомогательной.
– Грузинские политики часто заявляют, что страна становится привлекательной для сепаратистских регионов. Реально, каким имиджом сегодня пользуется Грузия? Лично вам какой она видется после революции?
- Несмотря на позитивную репутацию “революции роз”, стабильности рассвета и зажиточности в Грузии не произошло. Да, есть инерция, ожидание, молодые лидеры... Но, несмотря на то, что публичных скандалов не наблюдается, какое-то внутреннее напряжение ощущается, чувствуется, что все не так просто, что нынешняя грузинская элита не всегдя знает, какие проблемы существую в стране, не говоря о том, как их решать. Слишком много подрасткового во внешней политике Грузии – стремление выделиться, желание, чтобы похвалили, приласкали.
Не найден правильный стиль политики, который реализовывал бы новый период в развитии нации. По каждому поводу бегать жаловаться к “взрослым” – это несерьезно. Нужно тонко и аккуратно работать и приучаться к тому, что не все будет так просто, что никуда Россию не деть, ее тоже нужно понимать по-своему, понимать логику этой страны. Когда цена на газ низкая, это нужно понимать, а когда она повышается, это тоже надо понимать, а не стонать и плакать. Это касается и Украины – она должна понимать, что Россия взяла и отдала Крым, ведь это для России не чужая территория. Складывается впечатление, что власть, которую взяли молодые лидеры, они завоевали не революционным путем – хотя внешне так оно и было – а просто подобрали на улице.
У политики нет возраста, если ты политик, сколько бы лет тебе не было, ты должен быть зрелым политиком. Именно этой зрелости не хватает политическим юношам как в Грузии так и в Украине.
"Абхазия.info"
e-news.com.ua