• Головна / Main Page
  • СТРІЧКА НОВИН / Newsline
  • АРХІВ / ARCHIVE
  • RSS feed
  • Лидеры


    Ширак Жак. Биография
    Родился в 1932 году в Париже.
    1957 год - студент Национальной школы управления.
    1959 - аудитор Счетной Палаты.
    1965 - муниципальный советник в Сан-Ферсоль.
    1972 - министр сельского хозяйства.
    1974-1976 - премьер-министр Франции.
    1974 - генеральный секретарь голлистской партии Союз демократов в защиту республики.
    1976 - председатель партии Объединение в защиту республики.
    1977-1995 - мэр Парижа.
    1995 - президент Франции.
    И при всем при том - личность этого, несомненно, выдающегося представителя мирового истеблишмента отличается яркостью красок, исключающей даже малейшее представление о серости, ординарности и рутинности. Ибо верна банальная, но непреложная истина: подробная, сухая анкета представляет какой-либо интерес разве что для отдела кадров. Возможно - для биографических справок. Но дать представление о сущности человека она все же не может.
    Юному Жаку повезло: он явился на свет и провел свое раннее детство, а позже и отрочество, в Пятом парижском районе. В Латинском квартале - с его духом студенческой вольности и интеллектуальных споров. С его узкими старинными улочками, всегда переполненными разноязыкой толпой. Где шумная жизнь не прекращается ни на минуту: ни ночью, ни днем.
    Сын чиновника одной из частных компаний, он рано ощутил напряженный пульс политических страстей, которые не могли не оказать влияния на формирование его личности. Жаку было четыре года, когда к власти пришел Народный Фронт, семь с половиной - когда пал Париж. Многие, увы, не увидели в этом падении большой трагедии. Поверженный Париж продолжал жить своей жизнью. Работали кино и театры, бары и рестораны, мюзик-холлы и варьете. Снимались фильмы, издавались книги, раздавались престижные литературные премии. Но жизнь под оккупантами для семьи Шираков была невозможной. Они нашли убежище на юге Франции, где провели пять лет: с сорокового по сорок пятый. Там Жак пошел в школу и вернулся в Париж в возрасте двенадцати с половиной лет.
    Теперь уже престарелая учительница Жака - Мари-Клер Сюперши (тогда еще совсем молоденькая мадмуазель Пеллегрен) - вспоминала недавно, что прибывший из Парижа мальчик робел перед сверстниками и навсегда сохранил с тех пор заметную многим застенчивость, что отнюдь не мешало ему быть озорным и задиристым. Учительница показала телезрителям групповой снимок класса, где дети невысокого роста занимали первые два ряда, а высокого - самый последний. В ту пору еще низкорослый, Жак спрятался среди верзил - никакие уговоры не могли заставить его выйти на первый план. Стремление не выделяться, не "подавлять" осталось у тогдашнего школьника на всю жизнь, что никак не мешало ему осваивать ступеньку за ступенькой на карьерной лестнице. Просто он делал это не броскими телодвижениями и не нахрапом: у интеллигентного политика всегда находятся другие средства, чтобы реализоваться.
    В учительской среде и у школьников старших классов - там, на французском юге, во время войны, преобладали коммунистические идеи, что в общем-то вполне понятно: ведь коммунизм - таким было ходячее мнение - противостоял нацизму. Однако идеи марксистов-ленинцев Жака не захватили - потому, вероятно, что совсем иным был дух семьи, чье влияние оказалось более сильным. Послушание старшим, почитание родителей, вежливость и прилежность обычно не относятся к числу мальчишеских добродетелей. Будущий президент предстал бы куда в более привлекательном виде, окажись он в детстве сорви-головой, повесой, а то и (почему бы и нет?!) просто-напросто хулиганом, которому позже удалось вознестись на большие верха. Но от правды никуда не уйдешь: повесой он не был, аккуратно делал уроки под присмотром бдительной мамы и не откалывал никаких номеров, которые хоть кому-то запомнились. Эта постная благовоспитанность была вскоре вознаграждена: без малейших проблем, без всякой протекции Жак поступил в лицей.
    Престижные парижские лицеи Карно и Луи-ле-Гран, где учился будущий французский президент, открывали дорогу в Большую Жизнь. Институт политических наук в Париже и Гарвардский университет в Америке, которые он окончил, дали для этого и формальную базу. Он начал свою деловую карьеру в 1957 году, а всего через пять лет, на пороге тридцатилетия, уже стал сотрудником администрации премьер-министра Жоржа Помпиду. Дальше карьера развивалась столь стремительно, что одно перечисление должностей и постов, на которые его забрасывала судьба (он сам, не будем лукавить, весьма ей способствовал в этом), заняло бы не одну страницу. Оставаясь неизменно в правительстве Пьера Мессмера, Ширак трижды менял портфель. Начав с министра по связям с парламентом, он вскоре стал министром сельского хозяйства, потом министром внутренних дел, а потом и сам, как глава победившей на выборах партии республиканских демократов, оказался во главе правительства.
    Вероятно, честолюбивые мечты процветающего политика уже давно простирались далеко за пределы правительственных кабинетов, где смена их обладателей происходит довольно часто и зависит от множества обстоятельств, полностью управлять которыми ни один министр, ни один премьер не в состоянии. В возрасте сорока четырех лет Ширак сделал шаг, переломивший плавное течение блистательно развивавшейся карьеры. Он выдвинул свою кандидатуру в столичные мэры и триумфально выиграл нелегкое состязание со своими соперниками. На этом посту он пробудет восемнадцать лет, снискав славу благодетеля парижан и рачительного хозяина великого города. И то верно: при нем одна из самых запущенных (хоть и неувядаемо блистательных), а если быть более точным - одна из самых грязных европейских столиц превратилась в идеально чистый, идеально прибранный, посвежевший, нарядный и удобный для проживания город. Ширак предложил и провел в жизнь программу, которая дала возможность построить сотни и тысячи новых комфортабельных домов, превосходно вписавшихся в исторически сложившийся облик Парижа. Он открыл тысячи новых рабочих мест. Он навел порядок, жестко подавив вспышки занесенного извне терроризма. Он сумел добиться главного: страна захотела, чтобы глава столицы стал главой государства. Как мы знаем, это не очень простая задача, и успешно решается она далеко не всеми.
    7 мая 1995 года столичный мэр был избран президентом республики. Девять дней спустя он освободил кресло мэра для своего заместителя Жака Тибери. Описание государственной карьеры Ширака на этом можно закончить, ибо выше - по крайней мере, в национальном масштабе - уже не поднимешься. Но жизнь, как известно, не сводится лишь к должностям, а круг интересов этой незаурядной личности куда шире того, что относится к исполнению служебных обязанностей. Впрочем, примитивно отделить жизнь официальную от той, что принято называть личной, не всегда удается, да и в том, как проходит официальная, тоже виден человек, если он действительно человек, а не должность. Не какая-то там "социальная функция"...
    Скоро исполнится сорок четыре года, как он пребывает в законном и, судя по всему, счастливом браке с Бернадетт Ширак, в девичестве Шодрон де Курсель, вышедшей из старинного рода потомственных аристократов. Падкие до альковных тайн и любых пикантных деталей журналисты из желтой прессы давно бы зафиксировали и предали гласности любовные похождения знаменитого политика, если были бы для этого хоть малейшие основания. Так что и на этом "участке" нас ждет жестокое разочарование: Ширак "скучен" в семейной жизни, как и в служебной. Но, возможно, то, что скучно для падкого на скандалы читателя, воспринимается самими героями с прямо противоположным знаком. Во всяком случае, пример Шираков, чье поведение в точности соответствует требованиям благопристойности, вполне импонирует миллионам французов и тоже сыграло свою роль, когда наступил час выбора президента.
    Из двух его дочерей - Лоранс и Клод - стране хорошо известна вторая, младшая. Клод работает в администрации (здесь говорят - в "кабинете") президента его советником, отвечая не столько за имидж главы государства (в специальных рекомендациях на этот счет он вообще не нуждается), сколько за круг его общения, за людей, с которыми он проводит свободное время. (Кстати, это она пригласила однажды в гости к отцу "звезд" мюзик-холла Джонни Холидея, Мишеля Сарду и Патрика Себастьена, после веселого вечера с которыми Ширак, до того признававший только серьезную музыку, проникся симпатией и к этому, столь любимому французами, жанру.) Именно свободное: официальные встречи президента не зависят и не могут зависеть ни от каких советников, он сам в состоянии разобраться, с кем надо увидеться и поговорить, и сам делает выбор. Плохо будет тому сотруднику аппарата, который укроет от президента имя какого-либо государственного или политического деятеля, представителя научных или культурных кругов, который просит о встрече. Это вовсе не значит, что каждый получит аудиенцию: реальные возможности президента, разумеется, ограничены. Но выбор сделает именно он.
    Ширак терпеть не может протокольных мероприятий (на более привычном для нас языке: великосветских тусовок), в которых по долгу службы иногда все же вынужден участвовать, но старается не быть их инициатором. У меня сохранилась старая газетная вырезка трехлетней давности: журналист с удивлением отмечал, что за первые 15 месяцев своего президентства Ширак дал всего-навсего 4 больших приема и несколько официальных обедов в честь государственных деятелей. Зато у него было множество немноголюдных, иногда очень камерных, встреч с французскими и иностранными художниками, архитекторами, писателями, актерами, музыкантами, университетскими профессорами. С такими людьми ему интересно, они обогащают его духовно и помогают быть в курсе процессов, происходящих в сфере культуры. Его гости - это всегда интеллектуалы высшего ряда: РежисДебре, Умберто Эко, Антуан Галлимар, Эммануэль Тодд, Одиль Жакоб, Владимир Волков (известный французский писатель русского происхождения, очень близкий к не так давно скончавшемуся великому князю Владимиру Кирилловичу) и другие.
    Не любя помпезности и протокола, Ширак, однако, очень строг и даже придирчив к тому, что называют культурой стола. Однажды он едва не устроил скандал ("погорячился" - деликатно формулируют близкие), выйдя к званому обеду и увидев на столе приборы для рыбных блюд, тогда как предполагалось подать только мясные... Кажется, подобный конфуз службы сервиса Елисейского дворца больше ни разу не повторился.
    День его подчинен строгому распорядку, который никогда не меняется, - иначе президент не справился бы с огромным количеством своих дел. Ведь он президент реальный, а не декоративный, и работает поистине с утра до глубокой ночи. Ширак - "жаворонок", он пробуждается чуть свет и начинает день с чтения личной почты. Достаточно адресовать письмо в Елисейский дворец с соответствующей пометкой или просто "господину (не президенту) Шираку", и оно будет считаться личным. Эти письма никто не вскрывает, никто не вправе отсеивать одни и давать на прочтение другие, никто не вправе рыться в его бумагах. Он сам отбирает те письма, на которые ответит лично, и дает указания, что и как ответить на остальные.
    В девять утра начинаются деловые встречи, на каждую из которых отведено точное количество минут, и ни одной минутой дольше она продолжаться не может. В четверть второго Ширак спускается к обеду в официальной части дворца - в сопровождении того (или тех), кого он на обед пригласил. В сущности, это та же деловая встреча, только более длительная и проходящая в более непринужденной обстановке. Почти ежедневные совместные обеды с государственными и общественными деятелями самых разных направлений - не для удовольствия, а именно для дела. Ни о какой дискриминации по признакам политической ориентации не может быть и речи.
    К трем часам дня Ширак возвращается в свой кабинет, где работает точно до без четверти девять. Дважды за это время шеф его личного секретариата Марион Ибон приносит ему кожаную папку с письмами, срочными телеграммами и факсами, с важными сообщениями, поступившими из различных регионов страны и всех частей света. Реакция Ширака на любую, заслуживающую того, информацию мгновенна: он ничего не откладывает на следующий день. В течение всей второй половины рабочего дня он принимает посетителей: крайне редки случаи, когда намеченную встречу из-за совершенно неотложных и непредвиденных заранее дел пришлось перенести, притом на самое ближайшее время.
    Окончив рабочий день (напомню: всегда в одно и то же время - в 20 часов 45 минут), Ширак меняет свой элегантный костюм из серого габардина и стильную обувь на джинсы, пуловер и разношенные мокасины и поднимается в свои личные апартаменты: ужин он проводит только в кругу семьи и близких друзей, если, конечно, к величайшему его сожалению, на это время не запланировано какое-либо официальное мероприятие (в этих случаях он старается почти не прикасаться к еде, чтобы все равно поужинать, только позже, в семейном кругу). Так бывает и в тех случаях, когда вечер отдан театру или концерту: вместо "diner" за столом собираются на "souper". Официальный ужин большой радости президенту не доставляет, и все же, в отличие от деловых обедов, Ширак чувствует себя за столом в вечернее время более раскованно. Часто он настолько увлекается разговором с умным собеседником, которого ему "подсадила" Клод, что не обращает внимания на остальных, игнорируя даже умоляющие знаки Бернадетт, сидящей напротив. Был, кажется, один-единственный случай, когда от интересного собеседника, от увлекательного разговора пришлось оторваться. Гостивший в Париже Борис Николаевич Ельцин, не дожевав, вдруг молча поднялся из-за стола и направился в туалет. Даже увлекшийся беседой Ширак не смог этого не заметить. Долг хозяина повелел ему тоже встать и последовать за высоким гостем. Обратно за стол Ширак вернулся хмурым, но и вида не подал, как тягостен ему протокол, в который высокий гость внес неожиданную поправку.
    То ли дело домашний ужин, где ничего подобного быть не может! Бернадетт сама украшает стол любимыми цветами (она предпочитает белые розы), сама выбирает меню. Повар может, конечно, приготовить любое блюдо, но "репертуар" президента однообразен, вкусы его непритязательны. Обычно - суп, барашек на гриле или просто-напросто ростбиф с гарниром из овощей. Иногда еще - дары моря. И любимый десерт: миниатюрные пирожные с легким шоколадным кремом. Божественному вину - красному или белому - он предпочитает холодное пиво. Обожает, по правде сказать, мексиканское, но патриотизм побуждает его пить французское из Эльзаса: новый сорт Кроненбурга, который в острой конкурентной борьбе должен завоевать место на рынке... Казалось бы, после напряженного рабочего дня можно расслабиться и не сверяться с часами. Но тогда нарушится ритм, который держит Ширака в форме. Ровно в половине одиннадцатого он поднимается еще одним этажом выше - туда, где его ждет полное уединение. Лишь теперь он может позволить себе сделать несколько личных телефонных звонков. Не один человек был приятно и неожиданно озадачен, услышав в трубке знакомый голос: "Извините за столь поздний звонок - я не слишком вас беспокою?". Нередко такой звонок - отклик на прочитанное днем письмо: президент счел более правильным ответить кому-то не письменно, а устно.
    В конце недели его первого внука Мартена, сына Клод, доставляют в Елисейский дворец, и дед увлеченно нянчится с ним. Уик-энды вообще существуют только для семьи, и ни для кого больше. Почти каждое воскресенье Ширак обедает у матери жены, мадам де Курсель, вместе с женой, младшей дочерью и ее мужем, бывшим чемпионом по дзюдо Тьерри Реем. Свободными вечерами он позволяет себе иногда любимые развлечения: смотрит по видео какой-нибудь приключенческий фильм. Не "полицейский" (по-нашему - детектив), а триллер. Но куда чаще, притом с куда большим удовольствием, читает книги по искусству Востока.
    Здесь мы вступаем в ту область, которая долгое время была напрочь закрыта от любопытных глаз. Оказалось, что еще с молодых лет Ширак увлеченно, на вполне профессиональном уровне, интересуется восточным искусством, особенно мастерством африканских примитивистов. Его дом, как недавно шутливо призналась Бернадетт, стал "лавкой старьевщика". "Наш президент - скрытый фан примитивного искусства!" - с удивлением возвестила одна из газет, когда тайное стало явным. Картины, статуэтки, маски из Африки, Океании, Юго-Восточной Азии и Южной Америки заполняют все личные президентские покои.
    Еще до начала своего президентства, в 1990 году, парижский мэр, за передвижением которого тогда особенно никто не следил, провел несколько каникулярных дней на острове Маврикий, неподалеку от Мадагаскара. В поисках новых объектов для своей бесценной коллекции Ширак встретил там господина, лицо которого показалось ему знакомым. Это был один из крупнейших коллекционеров предметов восточного искусства Жак Кершаш, портрет которого был помещен на обложке его книги. "Вашу книгу я выучил почти наизусть!" - воскликнул Ширак, поняв, наконец, кто ему повстречался. С тех пор они не расстаются. Их объединенными усилиями в Лувре открывается специальный зал искусства Востока. Благодаря Кершашу география увлечений Ширака заметно расширилась. Теперь в сферу его интересов вошли Индия и Япония, конфуцианство и искусство династии Мин, а тайные посещения Маврикия, как и соседнего Реюньона, стали регулярными: до несметных богатств этих островов рука коммерсантов от искусства, похоже, еще не дотянулась.
    Любовью к искусству Востока заразил Ширака его учитель русского языка серб Деянович, который делил это свое увлечение с увлечением русской литературой. "Сербское" влияние, как видим, было вполне плодотворным. Втайне от окружающих Ширак долго трудился над переводом "Евгения Онегина", который подавляющему большинству французов известен лишь в качестве оперы. Перевод этот, вполне профессиональный, был воспринят издателями лишь как причуда высокопоставленного чиновника-дилетанта и, естественно, отвергнут. Когда Ширак въехал в Елисейский дворец, позиция издателей изменилась: президент в качестве переводчика Пушкина-поэта - в этом было что-то экзотическое и теперь уж точно сулило коммерческий успех. Ширак от издания отказался: яичко дорого, как известно, лишь ко Христову дню. И поэзия (в том числе русская), и стойкая приверженность к искусству Востока - это для Ширака его "потайной сад": именно такое определение дает он сам своему увлечению. Можно ли назвать такую страсть затасканным словом "хобби"? В искусстве Ширак разбирается теперь ничуть не хуже иного ученого ("У нашего президента душа антрополога", - сказал о нем один крупный французский специалист), а доскональное знание истории культуры народов "третьего мира" помогает ему в общении с государственными деятелями соответствующих стран: они для него не "все на одно лицо", он говорит с ними на равных, без покровительства и без помощи спешно нахватавшихся поверхностных знаний "экспертов". Много ли президентов могут сегодня похвастаться хоть чем-то подобным? Его эрудиция позволяет ему понять, что нельзя разговаривать менторски с партнером, исповедующим иные ценности, признавая при этом только свои. "Увы, - сказал он однажды, - в Китае издавна человек служит обществу, тогда как для француза нет ничего важнее, чтобы общество служило человеку. Не поняв этой разницы, мы обречены на диалог глухих". Но это вовсе не значит, что непреложные ценности демократии он может принести в жертву своим знаниям. Приехав в Китай еще в качестве мэра Парижа (1992 год), он отказался встретиться со своим пекинским коллегой (случай неслыханный!), считая и его виновным в событиях на площади Тяньаньмынь. Точно так же он отверг домогательства китайского посла, когда в 1989 году тот отговаривал его от встречи с далай-ламой.
    Подобные поступки - не дань политической конъюнктуре, а следование принципам, без которых порядочному человеку нечего делать на политической сцене. Когда весь мир готовился отмечать 500-летие открытия Америки Христофором Колумбом, Ширак предупредил испанского короля, что не будет участвовать в торжествах в честь события, которое "породило чудовищный геноцид и гибель более трех миллионов человек". Поступок, абсолютно естественный для Ширака, который наверняка вызвал бы шок, если подобным образом поступил бы кто-то другой. Ширак обожает путешествовать, но терпеть не может собирать чемоданы. Кажется, такой проблемы перед ним теперь нет, зато есть другая: пост, который он занимает, сильно ограничивает возможности скитаний по свету. Даже тайные визиты на Маврикий (последний имел место в прошлом году), несмотря на все старания сохранить инкогнито, становятся, к его огорчению, явными. К огорчению - лишь потому, что коллекционеры вообще не любят заниматься собирательством под наблюдением фотокамер. Вообще же журналистов, да и вообще кого бы то ни было, Ширак не сторонится - их любопытство ему не докучает, хотя и не доставляет большой радости.
    Свой отпуск в последние годы - всегда в августе, как почти все французы, - он проводит на президентской вилле в Брегансоне: на берегу Средиземного моря, но все же в некотором отдалении от шумного и светского Лазурного берега. Вездесущие папарацци ждут его выхода в окрестных барах, точно зная, что Ширак появится в половине двенадцатого: ни раньше, ни позже. До этого он долго сидит на террасе за скромным завтраком (круассаны, грейпфрутовый сок и никогда никакого кофе, который при случае заменяет ментоловый чай), наслаждаясь семейной идиллией и возможностью никуда не спешить. Потом распахиваются двери виллы, и оттуда в сопровождении небольшой охраны выходит семья в полном составе. Сам Ширак катит коляску с внуком Мартеном (теперь он уже водит его за руку), за ним поспешают жена, дочь и зять. Иногда - кто-то из гостящих друзей.
    На пляже, не огороженном никаким забором от той его части, который открыт для всех, Шираков ждут шезлонги, надувные матрасы, столики с минеральной водой, газетами, журналами, книгами. Никто не мешает журналистам часами фотографировать президента и его домашних, не приближаясь к ним вплотную. Но снимать, в общем-то, нечего. Лишь однажды Ширак порадовал папарацци своим вызывающе комичным видом: он отправился на пляж в шортах, черных носках и городских ботинках. Таким был его ответ на их назойливость. Пресса по достоинству оценила юмор своего президента. Скандала не получилось.
    "Ширак на пляже ничего не делает, только загорает", - пожаловался в прессе один папарацци. Этим "ничего" Ширак огорчает не только журналистов, но и местное население, и отпускников, которых в здешних краях становится все больше. "То ли было при Жискар д'Эстене! - вспоминал один абориген. - Тот в одиночку, без всякой охраны, ходил на платный корт играть в теннис и предлагал любому желающему стать его партнером".
    В теннис Ширак не играет, он предпочитает вместо этого поездки и прогулки по окрестностям, посещает мессу в ближайшем храме, заглядывает то в одно, то в другое в кафе, ужинает в уютных ресторанчиках, которых множество на берегу. Однажды прессу обошло сообщение, что в Бордо он пришел в восторг от кухни ресторана "Тюпина", где самый дорогой ужин стоит не больше 300 франков (50 долларов). На дерзкий вопрос журналиста: "Разве нельзя было найти что-нибудь получше?" Ширак без вызова ответил: "Лучше всего не там, где дорого, а там, где приятней". В Париже он тоже предпочитает не шикарные, а небольшие рестораны с хорошей кухней и интеллигентным (именно так!) интерьером. Два года назад после своего телевизионного выступления Ширак, прихватив всю семью и актера Венсена Лондона, отправился в парижский ресторан "Карре де Фейан", чтобы там за продолжительным ужином дождаться свежих выпусков завтрашних газет с откликами на его речь и ответить на вопросы других посетителей ресторана, если тем захочется их задать. Был риск превратить ужин в пресс-конференцию, но Ширак положился на деликатность своих соотечественников и не ошибся.
    Широкий диапазон интересов, широкие познания в различных, вроде бы и не совместимых друг с другом, сферах - эта отличительная черта французского президента дает свои плоды. С кем бы и о чем бы он ни говорил, Ширак не чувствует себя дилетантом и не нуждается ни в чьих подсказках, которые приходится принимать на веру. Никого не удивляет, что среди его многочисленных наград такие, вроде бы странно глядящиеся одна подле другой, как Военный крест, орден "За заслуги перед сельским хозяйством" и орден Искусств и Литературы. Обладателей каждого из них в отдельности не так уж мало, обладателей всех вместе - других, кроме него, - кажется, больше нет. Говорят, он пишет сейчас новую книгу. Ту, которая пополнит список трудов доктора политических наук Жака Ширака: "Франция: время выбора", "Проблеск надежды", "Франция для всех" и еще многих других. У новой пока нет названия, и, вероятно, она выйдет в свет не очень скоро: ведь французский президент сам водит пером по бумаге, не перекладывая это тяжкое бремя на плечи своего аппарата. Когда же все-таки новая книга появится в магазинах, мы узнаем много такого, что Ширак держал при себе: он не любит раньше времени предавать гласности свои мысли, с которыми проводит поздние вечера и короткие часы досуга.
    "peoples/state/king/france/chirac/">Источник

    Читайте также:

    При использовании материалов сайта в печатном или электронном виде активная ссылка на www.e-news.com.ua обязательна.