Чему банковская реформа Грузии может научить Украину

Гиорги Кадагидзе, экс-глава Нацбанка Грузии, рассказал о том, как работал банковский сектор страны в период войны и как он работает после проведенных на нем реформ.
 
В Грузии нет госбанков, ограничений на движение капитала, а уровень доверия к банковской системе один из самых высоких. Это при том, что страна сталкивалась с проблемами, которые сейчас преодолевает Украина, например — потеря основного торгового партнера в лице России и война. Как страна справилась с этим и чем живет банковский сектор Грузии сегодня рассказал Delo.UA экс-глава Нацбанка Грузии, лектор CAP School, Гиорги Кадагидзе.

Как сегодня выглядит банковский сектор Грузии?

Это один из лидеров экономики. В большинстве развивающихся стран банковский сектор это большая проблема, а в Грузии же он лидер. 60% банковского сектора Грузии котируются на Лондонской бирже. Это значит, что в этих банках и корпоративная модель подобающая, и инвесторы подобающие. Кроме того, наш банковский сектор вырос в 15 раз за последние 10 лет. Процентные ставки уменьшились вдвое, а доверие к банковскому сектору одно из самых высоких в Европе. Это при том, что за последние 10-15 лет в Грузии произошла масса событий, которые как правило мешают развитию экономики и банковского сектора. В 2006 году, например, было введено полное эмбарго России. А она в то время была главным торговым партнером Грузии. Потом были внешнеполитические проблемы, война с Россией, мировой финансовый кризис и несмотря на все это банковский сектор был лидером по значимости для экономики и привлечению инвесторов. У нас нет ни одного госбанка. 98% сектора принадлежат нерезидентам — и это большие группы, не офшорные конторы. У нас нет лимитов на движение капитала как в страну, так и из страны.

Вы сказали, у вас нет госбанков. Они были раньше?

Были, но они либо приватизированы, либо консолидированы с другими банками. Это было сделано еще в конце 90-х. Всего у нас тогда было 250 банков, а сейчас 20. У нас нет кептивных банков, нет банков, которые принадлежали бы бизнес-группам. Но в середине 90-х они были. Тут главная проблема в противостоянии разным группам. Сначала мы занимались улучшением регуляции, потом увеличением капитала, затем регуляцией транспарентности системы. Все эти реформы привели к тому, что теперь у нас хороший банковский сектор.

У вас были банки типа Приватбанка, too big to fail, принадлежащие олигархической группе?

Да, у нас было три больших банка, но они все реформировались, теперь в этих банках нет акционера, владеющего больше чем 15%. Потому они и могут котироваться в Лондоне — есть сотни разных акционеров, а управление строится через набсовет, куда входят очень известные банкиры, и через независимый менеджмент. Тут главное не боятся опасных решений. Компромиссы только вредят общему процессу.

Но я уверен, что НБУ в Украине делает свое дело очень хорошо. К сожалению, многие не понимают, в чем состоит суть функций центрального банка, потому коммуникация для центробанка это всегда проблемная сфера. Если нет поддержки действий регулятора, все изменения происходят очень болезненно. Одним из факторов удачных реформ банковского сектора в Грузии была полная политическая поддержка центрального банка после Революции роз. Нацбанку дали полный мандат в своей сфере. Он и до этого отличался качеством управления от других ведомств, но за последние десять-пятнадцать лет в этом был просто прорыв.

В чем выражается прорыв?

Была проведена не только реформа банковского сектора, но и самого центробанка. В 2002 году весь банковский сектор был меньше миллиарда долларов, а в центральном банке работало больше тысячи человек, всего было восемь филиалов. Это в такой маленькой стране как Грузия. Сейчас его капитализация достигает $25 млрд, а в центральном банке работает 300 человек и нет ни одного филиала. То есть оптимизация сама по себе началась с центрального банка.

Вы говорили о банках, которые котируются в Лондоне. Это банки иностранных групп или грузинские банки?

Нет, это банки, основанные в Грузии, в частности два крупнейших грузинских банка, на которые в совокупности приходится больше 50% активов сектора. Они котируются Лондоне, потому что там деньги легче привлечь. При этом в Грузии действуют банки при Societe Generale, ProCredit Holding, есть китайский большой инвестор. У нас есть единственный российский банк — это ВТБ Банк. Но он не системообразующий.

Как проводили приватизацию госбанков?

Это было 15 лет назад. Был принят закон, по которому государство не имело права владеть банками. Мы предлагали иностранным инвесторам и уже существующим банкам выкупить госбанки. Главным критерием было, чтобы это была финансовая группа, у которой есть хорошая репутация и опыт в банковском секторе. Людей, которые до этого не занимались банковским бизнесом, мы не рассматривали. Это обязательно должна быть финансовая группа. Это не проводилось через биржи, мы использовали открытые аукционы. В приватизации сыграли огромную роль международные финансовые организации. Они были нашими первыми инвесторами и стали своего рода "мостами" — после них начали заходить серьезные финансовые группы.

Сколько времени прошло между заходом финансовых организаций и финансовых групп?

Огромный рост пошел после 2004 года, рост в 15-20 раз. И на это не требовалось много времени, буквально два-три года. Что делают международные финансовые организации? Они ставят независимый менеджмент, гарантируют прозрачность, достоверность финотчетности и это открывает двери для заинтересованных банковских групп.

В Грузии используется инфляционное таргетирование?

Мы начали переходить на инфляционное таргетирование с 2009 года и полностью перешли в 2010. Мы очень довольны результатами. До этого была политика управления через курс и монетарные агрегаты, была смешанная система.

До этого люди на что смотрели? На курс?

Да, долларизация экономики в Грузии по-прежнему высока, это одна из главных проблем сектора. Надо понимать, что в начале 90-х в Грузии произошло все, что могло произойти: гиперинфляция, потеря контроля над Абхазской и Осетинской народными республиками, население теряло вклады. Это был классический Failed State. В таких условиях население будет доверять доллару. Доверие к нацвалюте появляется только когда есть стабильность.

Как Нацбанк Грузии борется с долларизацией?

У нас есть несколько проектов, которые стимулируют выдачу кредитов в национальной валюте. Но я категорически против административных попыток решения этой проблемы — я имею ввиду лимиты. В Грузии разрешено выдавать любые кредиты в любой валюте, в том числе и физлицам. Объем кредитов, выданных физлицам в валюте, сейчас достигает 50% от всего портфеля. Это и ипотека в том числе, хотя одна из программ как раз подразумевает стимулирование ипотечного кредитования в национальной валюте и потребкредитование и так далее. Все обязательно строится на доверии, конечно, эти 50% не могут нас не беспокоить, но раньше показатель доходил до 80%.

Как насчет рисков, которые несет в себе валютное кредитование?

У нас есть специальная регуляция, которая требует от банков более высокого капитала, если они выдают кредиты в долларах. Для этого требуется где-то в полтора раза больше капитала. То есть банкам выгоднее выдавать кредиты в национальной валюте.

Как построен надзор за банками в Грузии?

У нас больше не существует классического надзора. Теперь есть два департамента: один смотрит по группам банков, другой по рискам. Это подход Нацбанка Австралии. Он нам очень понравился как один из самых продвинутых. Мы создали систему, которая сфокусирована на проблемах и рисках, а не бюрократии. Советская система, которую мы унаследовали — это система бюрократии, когда сдавалось очень много документов. Вот вам пример: центробанк заходит в банк и проверяет, затем готовит отчет о проверке. Это занимает три-четыре недели. А за четыре недели ситуация в банке может быть уже совершенно другая. Иными словами, на момент сдачи отчета, он уже не актуален. Теперь у нас другая система, мы смотрим все по банкам онлайн, в разрезе групп и рисков.

По какому принципу делятся банки на группы?

Есть два больших банка, за которыми смотрит отдельный департамент, и есть средние банки, которые делятся с точки зрения активов и других показателей. Есть еще отдельное направление надзора. К примеру, розничных кредитов по всем банкам, или всех кредитов, выданных отельному бизнесу. То есть мы смотрим секторально. Мы смотрим по банкам с одной стороны и по секторам с другой, чтобы все риски были охвачены.

Какой уровень проблемной задолженности по системе?

Меньше 4%.

Как у вас осуществляется надзор за небанковскими финсекторами?

Страховой рынок находится не в ведении Нацбанка, а вот фондовый регулирует Нацбанк. Оба рынка очень маленькие и очень слабо развиты. 90% всего финансового сектора занимают банки. Мы должны понимать, что развитие рынка капитала невозможно без определенного уровня развития экономики. Невозможно в бедной стране развивать рынки капитала. Они начнут развиваться тогда, когда у населения появятся деньги для инвестиций в ценные бумаги. Но нужно понимать, что перед компаниями всегда будет стоять вопрос — зачем идти на локальный рынок, если можно пойти на Лондон или Варшаву, где выше ликвидность.

Как в Грузии построена работа с российскими банками?

Из таких есть только ВТБ. Он регулируется так же, как и другие, так как между бизнесом и политикой большая "китайская стена". Доля ВТБ на рынке в районе 5%. Он седьмой или шестой банк по величине из 20.

Как была построена работа Нацбанка в период военного конфликта?

Нам приходилось принимать трудные и непопулярные решения. Мы перешли в ручной режим управления, смотрели ситуацию отдельно по каждому банку. В момент военных действий мы превратились из регулятора рынка в главного союзника банков. ЦБ полностью поддерживал систему и ликвидностью, и регуляциями. Мы не вводили ограничений, в частности на вывод капитала в войну 2008 года. Этот вопрос стоял остро, но мы решили, что это сильно подорвет доверие к системе. Да, в результате был большой отток, но как только все утихло, то эти же деньги вернулись в банковский сектор.

С каким уровнем резервов вы вошли в этот период?

Где-то на три месяца импорта.

В период конфликта вы контролировали курс?

Да.

Сколько резервов вы потратили?

30% резервов за 4 недели. Но это было во время военных действий. При том, что мы не шли на валютные ограничения. Это была игра нервов. Мы потеряли около 20% вкладчиков за 4 недели. Но решили в пользу доверия и не ограничивали даже снятие депозитов. Хотя тут нельзя сравнить с Украиной. Это разные вещи. Конфликт в Украине затянулся больше, чем в Грузии. Да и Грузия вошла в 2008 год с реформированной банковской системой и банками с хорошими портфелями и капитализацией. После войны цифры пошли вниз, но мы по-прежнему были в хорошей форме.

Сколько времени понадобилось на восстановление сектора?

Около 1,5 лет. К 2010 году появились первые показатели прибыльности.

Сколько система потеряла вместе с потерей территорий?

Ну, это было давно, 25 лет назад. Сейчас наших банков там нет. Согласно закону об оккупированных территориях, грузинским компаниям там работать нельзя. В тех регионах есть некоторые группы и все они из России. Но крупные российские банки туда не заходят. Там оперируют либо государственные учреждения, либо маленькие частные.

Беседовала Давыдова Валерия

Инф. delo.ua