Юрий Соломин: Артист не должен жить в нищете...

Любимца нескольких поколений зрителей, народного артиста СССР, руководителя старейшего в стране Малого театра, кинорежиссера и, конечно, "адъютанта его превосходительства" уважают во всем мире. Юрий Соломин не любит говорить на личные темы, но ни невзгоды, ни известность, ни занятость, ни годы не сделали его менее доброжелательным и открытым.

- Не секрет, Юрий Мефодьевич, что зрители чаще всего называют вас "адъютантом его превосходительства". Как вы к этому относитесь?

- В последнее время называют и по-другому. Например, Айзенштайном из "Летучей мыши". А после "Московской саги" я порой слышу себе вслед - "профессор".

- Когда вы, закончив школу в Чите, поехали в Москву поступать в Щепкинское училище, это была судьба?

- Конечно. Ехали вместе с отцом восемь суток. У него был бесплатный железнодорожный билет, и он решил его использовать. Все эти дни я лежал на верхней полке - готовился к экзаменам, что-то доучивал.

- И как приемная комиссия оценила ваши знания?

- Я был худой и не слишком умытый. За время пути прокоптился паровозным дымом. Кроме того, на левой щеке у меня был шрам: незадолго до того мне вырезали жировик. Как я добрался до третьего тура - не помню. У отца украли все документы и деньги, и он послал меня в приемную комиссию, к знаменитой актрисе Вере Пашенной, узнать, примут ли меня. Я ей рассказал все как на духу, и она сказала: "Ну, оставайся". Так моя судьба была решена.

- Кем были ваши родители?

- У них сибирские корни. Оба прекрасные музыканты, отец свободно играл на всех струнных инструментах, у матери был хороший голос - меццо-сопрано. Родители преподавали музыку в городском Доме пионеров и в Доме народного творчества. Сцена Дома пионеров стала первой в моей жизни - я занимался в драматическом кружке.

- Бурные режиссерские эксперименты обходят Малый театр стороной. Есть критики, которые говорят чуть ли не пренебрежительно: ну, это традиционный театр...

- Это проблемы критиков. У каждого, кто себя уважает, должны быть традиции. Если бы мы не нравились зрителям, нас давно бы уже позабыли. А мы живем, играем классику... И приходят к нам дети и внуки тех, кого приводили сюда бабушки и дедушки, мамы и папы.

- Вы были первым российским министром культуры. А сегодня у вас есть возможность на что-то повлиять?

- Я говорил уже в верхах о том, что есть режиссеры, певцы, художники, артисты балета, артисты цирка, полностью посвятившие себя искусству. Их всего осталось в стране не более 70 человек. И выделение им пожизненной финансовой поддержки было бы крайне важно. Артист не должен проводить последние годы в нищете. Ведь сегодня, если он надорвался, то уже никому не нужен. Как, например, Маргарита Назарова, известная дрессировщица тигров, сыгравшая в фильме "Полосатый рейс", исцарапанная зверями, которая доживала свой век в Нижнем Новгороде, запершись в однокомнатной квартирке...

- Он был гордый человек. Настоящий самурай из северной части Японии: высокого роста, худощавый, поджарый. Его всегда называли императором японского кино. И это справедливо. Но "императору" частенько перекрывали кислород. Может, поэтому и запил. Он всю жизнь любил пить "Столичную" водку. И во всех ресторанах, где мы бывали, ее заказывал. Правда, водочку Куросаве разбавляли.

А ему немного и надо было - вестибулярный аппарат никуда не годился... Тридцать с лишним лет мы переписывались. К Новому году он обычно присылал мне открытки, которые сам рисовал. Он был прекрасным профессиональным художником. Я называл его "сэнсэй" - по-японски "учитель". Он действительно много мне дал, за руку вывел на международный экран. Это дорогого стоит...

- Вы снимались в фильме "Дерсу Узала". Правда, что тогда Куросава пытался покончить с собой?

- Было. Он собирался снять в Голливуде фильм про американо-японскую войну - "Тора! Тора! Тора!". Но американцы стали диктовать свои условия. Поэтому он порвал контракт, выплатил огромную неустойку и был почти разорен. Психологическая травма наложилась на болезнь - у него ноги отказывали. Куросава перерезал себе вены, но от гибели его спасла жена.

- В японском фильме "Сны о России" вы снимались с Мариной Влади. К ней ведь до сих пор неоднозначное отношение. Какие у вас остались воспоминания о знакомстве с Влади?

- Она играла Екатерину Великую, я - вельможу... Съемки шли в Царскосельском дворце. Марина очень разговорчивый человек. Простая в общении - не звезда. Мне показалось, что чисто по-человечески я понимаю, почему Высоцкий когда-то выбрал именно ее. Конечно, о Влади рассказывают всякое. Но это уже дела семейные... С этой стороны я Марину не знал, а вот работала она классно.

- Вам часто задают вопросы о вашем брате Виталии и непростых отношениях с ним. Он был так не похож на вас... А вы по-прежнему не хотите говорить на эту тему?

- Что бы я ни рассказал, все ударит рикошетом. Разговоры начнутся досужие. К чему? Это мой брат. У него осталась семья. Искусство - дело непростое, очень много интриг. Я стараюсь держаться подальше от этого. Наши с Виталием разногласия с годами обрастают всякими несуразицами и небылицами. То, что у брата было свое видение театра, бесспорно. Но мы с ним были воспитаны в одной театральной вере.

- Как вы считаете, почему Виталий так рано ушел из жизни?

- Переработал. Это многих актеров настигает. Надорвался. Человек надрывается. Другой ушел бы со сцены и остался бы жив. Виталий доиграл до конца, до антракта. Он был принципиальным. И это стало трагедией.

- Чем на протяжении жизни для вас была собственная семья? Кто у вас главный в доме?

- Не знаю, мы власть не делили никогда, у нас равноправие. Хотя я иногда шучу: кто денег больше принес, тот и главнее. А так - обычная актерская семья. Жена -Ольга Николаевна, как и я, преподает в театральном. Дочь Даша - пианистка. Внучка Саша пошла по ее стопам, уже выступает и у нас, и за рубежом. Даже успела стать лауреатом нескольких международных конкурсов. Я ею горжусь и очень люблю.

- В конце 1970-х вы принимали снимавших о вас фильм немцев не у себя дома, а в театре. И они решили, что шикарные интерьеры ХIХ века - дом актера Соломина. Прошло 30 лет, сегодня вам есть где встретить гостей?

- Теперь я не только немецкую делегацию, а и киргизскую, если она приедет, должен буду принять либо в театре, либо в ресторане... А у меня нет возможности, потому что крыша в доме течет. Об этом несколько лет назад писали газеты: "У Соломина потекла крыша". Потом ее быстренько починили. А через два года она опять потекла. Я куда-то обратился. Но этим делом заниматься я не умею. Поэтому никого особо не терроризирую. У меня, к счастью, спокойная семья. Творческая. Поэтому вроде бы договорились: ладно, потерпим, лишь бы на голову не лило...

- Наверное, вы человек не бедный. А первый свой большой гонорар помните? За что вы его получили и как потратили?

- Я снялся у Павла Петровича Кадочникова в фильме "Музыканты одного полка". Денежек было не так много, как мне тогда показалось. Мы с Олей купили мебель, которая у нас до сих пор. На даче. Мы ее возили всю жизнь по всей Москве - по комнатам, по квартирам, по углам. Она была очень добротная, составлялась из тумб и шкафов. Теперь просто рука не поднимается ее выбросить.

- Имидж публичного человека, артиста требует немалых затрат. Есть у вас в одежде свой стиль?

- Я знаю, какие часы нужно носить, какую обувь. Сколько вилок кладут в ресторанах. Знаю, как нужно есть. В Щепкинском училище нас учили этикету. Бывал и на приемах, и на банкетах, и на раутах. Много ездил по миру. Теперь есть и другой этикет, когда ты идешь на так называемые тусовки... Сейчас многие выезжают за рубеж - в командировку, на гастроли, по личным делам, на отдых. И в приглашениях стали писать: форма одежды - вечерняя. То есть длинное платье у женщин, смокинги и фраки у мужчин... Так что нужно соответствовать...

MIGnews.com.ua