Поможет ли план "Б" заморозить иранскую бомбу?

Если применение силы не является решением, значит, существует план "Б", способный помешать Ирану стать ядерной державой? И Россия, которая будет принимать в июле саммит G8, может внести свой вклад, несмотря на регресс демократии?

Этим двум вопросам Трехсторонняя комиссия (Trilateral commission, созданное в 1973 году по инициативе Д. Рокфеллера политическое объединение представителей крупнейших промышленных стран: США, Японии и Западной Европы – для выработки единого подхода к наиболее важным экономическим и политическим вопросам. – Прим. ред.) уделила внимание на заседании в Токио. И итоги этого мероприятия представляют определенный интерес.

Иран, который стремится создать ядерную бомбу, как отмечают многие, ставит мировое сообщество перед "неразрешимой дилеммой". При этом невозможно оставаться безразличными перед лицом перспективы распространения ядерного оружия вследствие обретения Ираном атомной бомбы и опасности, которая может угрожать Израилю, принимая во внимание кровожадные заявления президента Ахмадинежада. Но и вторая сторона медали, как подчеркнул Эрве Де Кармуа (французский банкир. – Прим. ред.), тоже вызывает страх.

Если по Ирану будет нанесен удар, то Тегеран может использовать шиитское меньшинство для дестабилизации Саудовской Аравии, совершения терактов против интересов США и Израиля, а также подлить масла в огонь в братоубийственной иракской войне, используя в данном случае, шиитское большинство. Иран может попытаться блокировать Ормузский пролив, еще больше накалить ситуацию в исламском мире, чтобы создать трудности для умеренных арабских режимов и спровоцировать панику на мировых нефтяных рынках, что приведет к росту цены за баррель до уровня, недоступного для многих стран. Кроме того, неизвестно, каким будет исход предполагаемой военной операции против Ирана.

Более того, принимая во внимание поддержку населением ядерных планов, возможные санкции (которые считаются мало эффективными) или силовая акция вызовут патриотическую реакцию и не приведут к "смене режима". Принятию международного соглашения, которое должно быть как можно более широким (США не хотят повторения одностороннего иракского сценария), будут препятствовать экономические и энергетические связи Тегерана с Москвой, Пекином, Токио и различными европейскими странами.

В чем же тогда может заключаться план "Б"? Ответ – прямой диалог между иранцами и американцами. После сдержанных пожеланий со стороны немцев и британцев, после однозначных призывов влиятельного сенатора-республиканца Ричарда Лугара, в ходе дискуссий в Токио рассматривался вариант "Большого ближневосточного обмена". Иран должен согласиться заморозить свои ядерные исследования, аналогичные обязательства по мораторию должны принять и другие участники предполагаемого соглашения (в том числе и Израиль).

Должны быть приняты меры по взаимному доверию и нераспространению. Израиль получит международные гарантии безопасности, аналогичные той, что предусмотрена статьей 5 Устава НАТО. Иран, в свою очередь, получит гарантии ненападения и отмены стратегии США по "смене режима" и будет импортировать ядерное топливо для его использования в гражданских целях. МАГАТЭ получит полный доступ к ядерным объектам, чтобы иметь возможность контролировать соблюдение соглашений.

Но многие обстоятельства могут сделать эту схему исключительно теоретической. Буш должен изменить политику. Израиль должен передать другим ответственность за обеспечение своей безопасности. Вряд ли можно верить словам Ахмадинежада. Но перед лицом "двойной невыполнимости" и принимая во внимание то, что Иран и США уже согласились обсудить ситуацию в Ираке, идея прямого диалога может оказаться выполнимой.

В отличие от французского эксперта Терезы Дельпеш (сотрудницы французского Центра международных исследований, CERI. – Прим. ред.), которая предлагает незамедлительно остановить Иран, Генри Киссинджер дал свое благословение "Большому обмену": переговоры не должны длиться более 15-18 месяцев, по их завершении силовой вариант вновь должен встать на повестке дня. Российский представитель Караганов (председатель общественной организации "Совет по внешней и оборонной политике". – Прим. ред.) одобрил идею переговоров с Тегераном под эгидой США. Но где и в каком формате? И тут в игру вступает Путин.

Трехсторонняя комиссия исключила возможность того, что Россия может быть исключена из "большой восьмерки", подчеркнув, тем не менее, что с 2003 года по настоящее время в России наблюдается регресс демократии. "Нельзя сажать Россию на скамью подсудимых, – сказал Киссинджер, – потому что мы должны защищать наши ценности, а также уметь отличать тактику от стратегии".

И принимая во внимание, что Россия в том, что касается тактики, продолжает выступать против даже первого шага – санкций против Ирана (как и Китай), но в то же время заявляет, что не хочет допустить наличия у Тегерана ядерного оружия, быть может, именно саммит G8 предоставит возможность раскрыть иранские карты Путина? Быть может, тема энергетической безопасности не связана с иранским вопросом? И если в скором времени G8 будет расширена за счет Китая и Индии (а они когда-нибудь станут членами этого форума), не станет ли эта структура лучшим местом для обсуждения варианта "Большого обмена", прежде чем он будет передан на рассмотрение на региональном уровне?

Идеи, высказанные в Токио, пока остаются просто идеями, а события продолжают развиваться в противоположном направлении: Россия отказывается прервать свое сотрудничество с Ираном в сфере гражданского атома и не отменяет продажу ракет Ирану, США рассматривают вопрос о создании добровольной коалиции, что приведет к изоляции Москвы и Пекина, все ждут доклада МАГАТЭ 28 апреля, чтобы увидеть, что произойдет на Совете Безопасности ООН. Никто не говорит, что G8 или G10 будут сплоченными и что к ним будет прислушиваться Тегеран, в отличие от G6 (пять государств – членов СБ ООН плюс Германия). И получит ли, наконец, Италия право в G8 или ее производных высказать свое мнение по обсуждаемому вопросу.

Зажатый между двумя "невозможностями", иранский кризис продолжается. И идей даже после Токио, похоже, больше, чем надежд на его преодоление.

Франко Вентурини, “InoPressa”