«Я смогу претендовать на два миллиарда долларов»

Экс-майор госохраны Николай Мельниченко, 40 лет, в светло-салатном гольфе пьет кофе в комнате комиссии по расследованию дела Георгия Гонгадзе. Достает компьютер и показывает фотографии дочери и жены. На другой Мельниченко на небольшом фиолетовом велосипеде, сзади его обнимает жена. У обоих счастливый вид.

— Дочке исполняется десять лет, — говорит с улыбкой экс-майор. — Лечу в США.

Перед началом интервью Мельниченко ставит условие: хочет прочитать текст перед печатью. Говорит, что проверит на ошибки, подправит синтаксис. В содержание обещает никаких изменений не вносить. Однако позже редакция получает вдвое больший, существенно измененный текст. Дальше — многочисленные телефонные разговоры с помощниками, адвокатом Мельниченко и им самим. Учитывая предварительную договоренность, решаем печатать текст лишь с частью присланных правок.

— Мы живем в квартире в многоэтажном доме в штате Вирджиния. В прекрасном зеленом городке неподалеку от поместья первого президента США Джорджа Вашингтона.

Но я в США нечасто бываю. Дочка мне говорит: «Чаще бывай дома, потому что я тебя не знаю».

Говорит, что семья не может переехать в Украину. Потому что это рискованно.

— У меня в США есть очень-очень много папок и файлов. Я скрупулезно собираю материалы, подтверждающие, — где, когда и в каких странах бываю. Зная украинскую правоохранительную систему, на всякий случай документирую, что именно в тако й-то день я не совершал правонарушений.

— Дочка учится в школе для талантливых детей, играет на пианино, занимается тей кво ндо, рисует картины. Это наша с женой гордость, — улыбается Мельниченко. — Говорят, на одном ребенке нельзя останавливаться. Но и второго я не могу пока еще себе позволить. А хотелось бы.

— В 1999 году подразделение технической защиты СБУ приехало в Администрацию президента. Должны были срочно проверить рабочий кабинет Кучмы. Тогда реально был риск, что могли найти под диваном мой диктофон.

Весь технический механизм заключался в том, что я обязательно должен был приехать в администрацию до семи утра. В это время уже открывался кабинет и заходила уборщица, секретарь, охрана и другие. Ловкость рук заключалась в том, чтобы забрать диктофон из-под дивана до завершения уборки. А после положить его назад. Это занимало несколько секунд.

Сейчас я настаиваю на том, чтобы Генеральная прокуратура провела следственный эксперимент. Многим непонятно, как маленький диктофон из кармана можно запихнуть под диван. Я хочу, чтобы это сняли на видео и показали по телевидению.

Раскрыть меня было элементарно. Хватило бы того, что по дороге на работу я попал в аварию и опоздал.

Мельниченко говорит медленно, взвешивая слова. Иногда хмурится, смотрит на диктофон и пальцами показывает, что нужно отмотать назад. Дескать, нехорошо сформулировал мысль.

— Я мог и не знать. Поэтому практически 20 часов в сутки находился в администрации.

В 1999 году мы ездили с Кучмой по областям, в ходе предвыборной кампании. Помню, как в Херсонской области к Кучме подошла бабушка и говорит: «Леонид Данилович, вот вы обещали, что газовые баллоны будут намного дешевле». Тогда Кучма делает элементарный цирк — вызывает Бакая и при всем народе вычитывает его за подорожание газовых баллонов для населения. Но перед этим сам Кучма требовал от Бакая 250 миллионов долларов на свою предвыборную кампанию. Откуда Бакай мог их взять? Только путем незаконных действий.

— Я не хочу, чтобы были какие-то спекуляции по поводу Марчука, Мороза, Медведчука и других. Не хочу сейчас быть адвокатом или прокурором этих политиков.

— Наверное, мы обсуждали какую-то будущую книгу, — иронически улыбается Мельниченко. — Возможно, сценарий фильма.

Вспомните ваш выезд с Украины в 2000 году.

— Мы выезжали автобусом. Я держал на коленях трехлетнюю дочку, рядом — жена. Пограничники собрали паспорта на проверку. Их не было, мне показалось, вечность! Затем принесли паспорта и начали раздавать. Моего паспорта не было. Потом принесли следующую проверенную часть. Моего опять не было. Представляете, что я пережил? Уже ждал самого худшего. Признался жене, что сделал, и что меня могут арестовать. Сказал, что люблю ее. Почти попрощался. Но к счастью, паспорт всего лишь задержали.

— Это болезненная для меня тема. В 2001 году мы были вынуждены скрываться в Европе. Не могли вообще выходить на улицу. Дочке было четыре года. Она из окна квартиры смотрела во двор, где гуляли детки. И запела такую песенку: «Ох, як тяжко. Ох, як важко залишатись у чужині». Я, наверное, никогда в жизни не смогу вернуть ей те потерянные дни детства. Но и жена, и дочка меня понимают и поддерживают.

— Несколько дней назад, когда забирали их из санатория. Поправляли там здоровье. Им сделали несколько операций. Сейчас они дома, а я делаю у них ремонт.

До этого в их окнах был целлофан вместо стекла...

— Давай не будем... Мне больно.

— Нам несколько организаций дали деньги. В частности, фонд Сороса. От него мы получили 20 тысяч долларов. Это был 2001 год. Я убедил жену перечислить деньги на экспертизу записей. А себе оставили 300 долларов и жили в съемной квартире, где мебели вообще не было. Надеялся, что оппозиция в лице Ющенко, Мороза и Тимошенко хоть немного нам поможет профинансировать ту экспертизу. Ничего не пришло. На эти деньги мы были вынуждены жить месяц. Приходилось спать просто на полу. Пока ребенок не заболел.

Мельниченко говорит, что теперь работает консультантом в США по вопросам украинской политики. На эти деньги и живет.

— Я официально в Генпрокуратуре дал показания, что семья Кучмы ограбила Украину на 8 миллиардов долларов. Кстати, в США есть закон, предусматривающий поощрение человека в раскрытии подобных преступлений. Он получает 25 процентов от суммы награбленного. Я буду делать все, чтобы соответствующий закон был принят и в Украине. Таким образом, человека, раскрывшего преступление, нельзя будет подкупить. А упреки, что я кому-то мог за миллионы продаться, смешны. Потому что я смогу претендовать на 2 миллиарда.

— Переговоры были с несколькими партиями. Речь шла и о первой пятерке. Я публично отказался от участия в списке Соцпартии, а также в других проектах. Чтобы не было спекуляций, что я что-то делаю лично для себя. Что за депутатским мандатом ищу неприкосновенности.

— Для меня лично в этом деле все понятно с самого начала. Вопрос в том, когда виновные будут отвечать в суде. Но преступления Кучмы — шире этого дела.

Прощаясь, экс-майор госохраны говорит: ему в этом интервью можно доверять лишь в некоторой степени. Поскольку он не все может рассказать.

Анастасия Щербина, Руслан Кавацюк

«Газета по-українськи»