Для режима Саакашвили война опаснее, чем десятки государственных переворотов. Игорь Гиоргадзе наконец пригодился, и в этом уже целая сенсация. Казалось бы, обычное дело: формируется в Москве новое грузинское сообщество, к бывшему шефу грузинской госбезопасности времен Шеварднадзе присоединяются люди с такой же горькой судьбой вроде Джемала Гогитидзе, родственника и правой руки Аслана Абашидзе.
Время от времени лидеров партии «Справедливость» показывают по российскому телевидению, как неизбежную альтернативу режиму Саакашвили. Понимающие люди в Москве, конечно, улыбаются точно так же, как улыбаются понимающие люди в Тбилиси, когда за серьезную оппозицию Саакашвили пытается выдать себя Теймураз Жоржолиани, лидер конституционно-монархической партии, которому в политической обреченности только и оставалось, что прибиться к «Справедливости».
И вдруг – сработало. Грузинский режим опалило огнедышащим народным гневом, Саакашвили, как явствует из эфира, в панике и переходит к жесточайшим репрессиям.
Вообще говоря, сам Саакашвили в ходе раскрытия заговора находился в Варшаве, где в обществе братьев Качиньских мог дивиться превратностям истории: вот ведь вроде такие же близкие по душевно-политическому устройству люди, что и российский коллега, только с ними отношения складываются, а с Путиным – никак.
Ведь и Игорь Гиоргадзе со своей «Справедливостью», и все его арестованные единомышленники сыграли примерно ту же роль, которую месяцем раньше сыграл Эмзар Квициани, сванский мятежник, угрожавший целостности Грузии примерно в той же мере, что и Теймураз Жоржолиани – ее конституционному строю.
Саакашвили в полном соответствии со всеми своеобразиями своего политического стиля нашел довольно действенную и столь же незатейливую игру – «я знаю, что ты знаешь, что я знаю».
Москва ведь прекрасно знает, что для Грузии война в любой ее бывшей провинции опаснее, чем десятки государственных переворотов.
Запад отнюдь не для того так приветствовал триумф Саакашвили, чтобы заполучить новые конфликты на Южном Кавказе. Вопреки уверенности российских геополитиков, Запад не слишком обеспокоен военным присутствием Москвы на этих широтах.и если его этот факт интересует, то лишь с точки зрения опасности чьего-нибудь нервного срыва И кто бы его себе ни позволил, хуже всех придется именно президенту Грузии. Западу в этих краях нужна хоть какая-то стабильность, пусть и в форме более или менее глубокой заморозки имеющихся конфликтов.
О чем Саакашвили, так же как и молодому Алиеву, неустанно при каждой возможности напоминается: решайте проблемы своей территориальной целостности как хотите, только без канонады.
Конечно, самым надежным способом добиться спокойствия было бы проникновение демократических идеалов во все местные общественные глубины, но пределы возможного очевидны, и пусть хоть Алиев, хоть массовые аресты тбилисских активистов движения «Антисорос» – лишь бы не было войны.
На операцию усмирения Квициани, кстати, Тбилиси получил благословение Вашингтона. Его бы не было без клятвенных заверений в том, что ни один грузинский военный не появится на дороге, ведущей в Сухуми. А о том, как Буш терпеливо объясняет импульсивному грузинскому президенту, где пролегают границы допустимой резкости в отношениях с Москвой, в Тбилиси уже складывают анекдоты.
О чем в Москве также известно с той же доподлинностью, с которой в Тбилиси знают о подобной информированности Москвы. Словом, первый же настоящий выстрел настоящей войны станет для Саакашвили погребальным звоном по всем его западным ставкам, а других у него нет. И игра идет в открытую. Москва грамотно расставляет ловушки и наблюдает, как будет выкручиваться Саакашвили. Не пойти умиротворять Сванетию значит поставить под сомнение составляющий изрядную часть рейтинга имидж собирателя грузинских земель.
Пойти – быть обвиненным в разжигании войны. Что делать с обстрелом вертолета с находящимся вроде бы на борту министром обороны и близким другом президента Ираклием Окруашвили? Воевать нельзя, но нельзя и стерпеть. Грузинский парламент, сконструированный по российским лекалам вертикали власти и ее партии, расправляет плечи и требует положить конец провокациям сепаратистов. В общем, на повестке дня силовая операция. Которая, конечно, немыслима, и Москва с тем же плохо скрываемым наслаждением, что и в дни сванского мятежа, предвкушает продолжение.
Саакашвили находит выход в полном соответствии со своей политической традицией. Он принимает российский вызов. Если нельзя ответить Москве или Цхинвали, можно обрушить удар на Гиоргадзе и примкнувших к нему конституционалистов-монархистов, борцов с Соросом и бог знает на кого еще. В общем, по тем, кто сделал все, чтобы выглядеть антигосударственной российской агентурой и за кого в самой Грузии заступиться можно только от очень большой нелюбви к Саакашвили.
Тех, кто с чувством такой нелюбви живет, в Грузии немало. Но для революции совершенно недостаточно. А Москва ее продолжает торопить. И бог бы с ней, со странной уверенностью в том, что Гиоргадзе может въехать в президентский дворец иначе, как на российской броне. Москве ведь тоже война на Южном Кавказе ни к чему. Разве что Саакашвили или кому-нибудь из его энергичного окружения выдержка откажет по-настоящему – так, что уже никто за Саакашвили не вступится и ни в чем Россию не обвинит.
Тем более что ближе к 2008-му такое начинание для Кремля будет довольно жизнеутверждающим. Но это возможный побочный эффект, не заслуживающий серьезной ставки. Кремль придумывает раз за разом для Саакашвили безвыходные ситуации не для войны. Только в надежде на то, что, не в силах справится с обуревающей его энергией, вынужденно направленной в мирное русло, Саакашвили как-нибудь свернет себе шею.
Гоняя пехоту по сванским горам или сажая в СИЗО Жоржолиани. В это, конечно, можно верить – ведь верят же некоторые в перспективы Гиоргадзе. Но – если даже что-нибудь чудесным образом и получится – зачем?Вменяемых политиков, готовых развернуть вспять западный вектор, в Грузии нет, и на эту тему полемика безуспешно велась еще с Шеварднадзе.
Ничего интересного взамен Москва предложить не может, и в Грузии помнят, что Абхазию ей не вернули даже после запоздалого подключения к СНГ. На пике самых тревожных ожиданий в июле Саакашвили и Путин очень по-светски побеседовали в Петербурге о творчестве Зураба Церетели, и сам антураж той ночной встречи вместе с констатацией того, что договориться не удалось, были преисполнены драматизма.
Но о каком разрешении конфликта можно было договориться, если самого конфликта в прагматическом понимании этого слова нет?
Ладно бы Россия решила биться за собственное виноделие, в связи с чем лимитировала поставки саперави. Сели, посчитали, договорились. Или, скажем, Москва добивалась бы всерьез передачи ей грузинского участка магистрального газопровода, но Кремль прекрасно знает, что Тбилиси может отдать и порты, и электроэнергетику, но никак не трубу. Бывают конфликты вроде, допустим, американско-китайских, которые по форме разыгрываются из-за памяти о Тяньаньмынь, а по существу – из-за различных взглядов на курс юаня.
Понятны ставки, и понятны цели. Виртуальные же конфликты не просто неразрешимы – они необсуждаемы. Если вдруг выяснится, что только война может оказаться единственным способом сесть за стол настоящих переговоров, кому будет интересно, что этой войны никто, в общем-то, и не хотел?
Вадим Дубнов, "Газета.RU"
e-news.com.ua