Далеко не все общества способны пережить глобализацию

Андрей Ермолаев, директор Центра социальных исследований «София».

 

Для человечества опасен глобализм сам по себе, ведь общество, как и всякий живой организм, болезненно переживает свои качественные изменения. Человек при переходе из одной возрастной категории в другую переживает кризис, поскольку у него происходит перестройка психологии, поведения. Так и общество, подобно взрослеющему ребенку, пройдя фазу юности и входя в фазу зрелости (а глобализм предполагает наличие зрелого объединившегося общества), переживает определенные комплексы. И в связи с этим становятся явными его преимущества и пороки.

 

Если говорить напрямую о вызовах, то их порождает в первую очередь информационная открытость, которая приводит к разрушению национального и цивилизационного сакралитета. При этом рушатся те формы и основы национального, народного самосознания, которые сохраняли традицию, причем это явление переживают как локальные общности, так и большие народы. Таким образом, рушатся одновременно и национальные, и консервативные традиционные формы, а это приводит к хотя и временной, но очень болезненной маргинализации. Огромные маргинализированные социальные слои оказываются как бы не у дел. Кстати, в свое время в Киевской Руси существовал такой феномен, как «бродники», которых сейчас считают предтечей казачества в Украине и России. Так вот сейчас одним из последствий краха традиционалистских форм общественного сознания является появление «глобального бродничества», то есть социокультурной и трудовой миграции, которая проявляется практически во всех сферах. К сожалению, далеко не все общества способны пережить нынешний переход, и в этом состоит реальная угроза.

 

Вторая производная глобализации – это кризис идентичности, который уже сейчас приводит к разрушению устоев национальной жизни не только в сфере духа, но и в области экономики. Не секрет, что главным конкурентным преимуществом в глобализированном мире становится не так само производство продукта, как способы социальной организации, связанной с этим производством. Общество, склонное к высокой мобильности, быстрой динамике перемен при сохранении традиционных общественных связей становится более конкурентоспособным. Этим и объясняется феномен «восточных драконов», – традиционные, но гибкие, способные к мобилизации общества оказались куда более успешными в глобальной экономике, нежели построенные на индивидуальном эгоизме и высоком уровне тотальной свободы. В частности, для Украины кризис идентичности может обернуться даже потерей государственности как таковой.

 

Третий вызов, наиболее сложный в восприятии и самый серьезный по последствиям состоит в трансформации глобального рынка, превращении его в гомогенную экономическую среду, в которой господствуют даже не транснациональные, а космоэкономические капиталы. В чем сложность формирования гомогенного глобального рынка? Прежде всего, фазой формирования больших объединенных региональных рынков, которая являлась промежуточной, выглядела прогрессивной и даже привлекательной для национальных экономик, поскольку еще не несла в себе разрушительной угрозы для тех экономических традиций и устоев, которые складывались на момент регионального объединения. Фактически, региональные экономики – это более разумная с точки зрения законов рынка организация разделения труда.

 

Возьмем как пример региональной экономики Европейский Союз, где все страны-участники нашли свое место, при этом сохраняя и свой технологический потенциал, и миграцию рабочей силы. Конечно, есть там и свои издержки, связанные, в частности, с аграрным рынком ЕС, где сталкиваются интересы традиционных экономик и специализаций, но, тем не менее, такие региональные экономики в условиях глобализации выглядят как удобная, приемлемая форма организации. Но следующая фаза, связанная с разрушением уже и региональных границ, может иметь серьезные последствия не только для отдельных стран, но и для экономик целых регионов. В условиях конкуренции региональных экономик все более выраженной становится глобальная специализация. Сейчас Украина на своей шкуре переживает последствия начавшейся ломки уже сложившегося глобального рынка металла. Так получилось, что металлургия является одной из несущих конструкций украинской экономики. Но мало того, что эта наша отрасль имеет низкую конкурентоспособность, в рамках мирового разделения труда страны Азии вышли на новый технологический уровень в металлургии и выбросили на рынок огромные объемы этой продукции, продемонстрировав, что все старые центры мировой металлургии могут оказаться неконкурентоспособными. Для Украины такое проявление глобализации, с изменением разделения труда в глобальном формате, может иметь просто катастрофические последствия.

 

Второй пример связан уже с транспортными услугами. По решению международных организаций вводятся новые технологические и экологические требования к танкерному флоту, в частности, обязательными становятся определенные технологии производства корпусов. Казалось бы, банальность, которая объясняется чисто технократически, но дело в том, что большинство современных танкерных флотов достаточно стары по своему производству. В связи с этим крупные флотовладельцы вынуждены сворачивать деятельность своих компаний, поскольку оказались не в состоянии обеспечить модернизацию своего танкерного флота.

 

Подобных фактов по мере трансформации региональных рынков в гомогенный глобальный рынок будет все больше. Это может привести к тому, что национальные экономики и экономики регионов, которые еще в начале 21 века казались перспективными и самодостаточными, за очень короткий срок могут мутировать в придатки глобализированных систем, или же быть полностью разрушенными. Опасность здесь состоит также и в том, что подрыв экономический базы сложившихся сейчас национальных и региональных сообществ может привести к последующему разрушению и самих сообществ, то есть их распылению. Ведь общество, у которого будет «выдернуто» собственное индустриальное основание в гомогенной глобальной экономике, будет вынуждено «распыляться» посредством миграции.

 

Что касается субъектности, то нужно понимать, что субъект – это не президент, не министр иностранных дел и даже не какая-то правящая сила, выступающая от имени государства на внешнеполитической арене. Субъектность предполагает способность национального капитала и, соответственно, общества, связанного с национальным капиталом, четко и внятно формулировать свои запросы к государству и способность государственного менеджмента эти интересы воплощать и стыковать с государственными. Проблема Украины на протяжении последнего полутора десятка лет состояла в том, что у нас государственный интерес почему-то отождествлялся с интересами государственного аппарата, то есть бюрократии. Интерес же последней состоит всего лишь в сохранении места в машине, которая распоряжается страной. Мне вспоминается при этом поговорка: «Мы очень любим свою страну, но не можем терпеть того государства, которое в ней поселилось». Думаю, что в этих словах и заложена реакция на тот бюрократический класс, который длительное время пытался, не имея на то оснований, формулировать какие-то абстрактные государственные интересы, совершенно оторванные от реальности.

 

Кстати, все дискуссии в Украине, связанные со вступлением в ВТО, различные интеграционные проекты, возникают потому, что символическое желание политических сил, распоряжающихся государственной машиной, включиться в какой-то престижный проект не учитывало и не учитывает интересов национальной экономики и национального бизнеса. Ни общество, ни капитал не борются ни с ВТО, ни с НАТО, ни с ЕС, они вообще по-другому воспринимают эти вещи, ведь для них они являются определенными условиями и правилами развития. Так вот, отсутствие связи между проблемами капитала, общества и корпоративными интересами политического класса, управляющего государством, создает постоянные «пробки», которые ведут к вечным конфликтам.

 

Выход из этой ситуации связан с тем, что сейчас наконец-то появились условия для качественно нового диалога государственного менеджмента с национальным капиталом, который все более организуется и уже способен говорить не только языком кредитов и лоббистских законопроектов, но и языком своих интересов и запросов государству. Это заметно даже по рекламе крупных украинских компаний, которые раньше просто рекламировали свою продукцию, а сейчас говорят о своей роли в экономике, о том, какое количество рабочих мест они обеспечивают, какие дают поступления в бюджет. Это не случайность и не выдумка рекламистов, это уже элементы корпоративного самосознания.

 

Третьим, очень важным субъектом диалога должны быть структуры, связанные с самоорганизацией общества, то есть политические партии, общественные организации, экспертное сообщество. В общественном диалоге могут быть сформулированы основные стратегемы, то есть направления, критерии и стандарты внутренней и внешней политики Украины. В таких условиях мы обретем более четкую, внятную и в этом смысле более эгоцентричную позицию государства. Это, в свою очередь, проявится в более последовательной и рациональной политике государства в интеграционных проектах, во взаимоотношениях с международными организациями, в отношениях с другими странами, в очень важных на сегодня информационных контактах.

 

Однако есть определенные издержки, связанные с тем, что за годы независимости политическая часть национальной элиты оказалась очень подверженной внешней зависимости. Это произошло, возможно, из-за комплекса неполноценности, а может еще и потому, что многие украинские политики и целые политические группы исторически складывались как представители интересов не только украинского, но и международного капитала. Шлейф этой зависимости остается и сейчас. Если обратить внимание на скандалы последних лет, то обязательно всплывают «уши» крупной российской или западной компании, или же предыдущих проектов, с которыми были связаны наши политики. Поэтому и получается, что иностранные менеджеры, имеют в украинском политикуме свой интерес. Выборы 2002 и 2004 годов показали, что степень присутствия и даже участия иностранного менеджмента у нас очень высока.

 

Эту проблему, на мой взгляд, следует решать, и одно из направлений, которое я сейчас отстаиваю, состоит в том, что выборы 2006 года, а уж тем более следующие президентские выборы должны быть проинвестированы преимущественно, а желательно –полностью национальным капиталом. Ведь стыдно уже просить десяток миллионов на выборы, имея у себя такую мощную опору, стыдно продаваться за копейки!

 

Да, на мой взгляд, мы уже входим в тот этап, когда национальный капитал в широком смысле (я имею в виду и сырьевые, и финансовые, и промышленные группы) готов к более активной субъектной позиции в отношении государства. А это значит, что у нас формируются предпосылки для субъектности самого государства.

 

Но все это будет иметь смысл, если в обществе наконец-то появится самоорганизация. Посмотрите, сейчас на повестке дня стоит реформа местного самоуправления, фактически мы переживаем бум третьего сектора (после почти 14-летнего «замерзания» в этом направлении), резко повысилась роль медиа, которые являются не просто четвертой властью, а выступают в качестве своеобразного рупора самоорганизации граждан. Все эти процессы и создают пространство для диалога капитала, гражданского общества и менеджерского политического класса, связанного с управлением государством. Здесь, как в плавильном котле, формулируется сначала интерес, потом создается инструментальная политика и, наконец, рождается субъектность.

 

Конечно, хвастаться своей субъектностью нам еще рановато – Украина переживает только период юности. Но, учитывая, что мир уже входит в эпоху зрелости, нам предстоит взрослеть очень быстро и успеть сформулировать свой интерес до того, как мы будем «съедены» глобальными рынком и обществом.

 

Беседовала Оксана Гриценко