Почему основное внимание уделено Черниговскому княжеству в очерках истории Левобережной Украины

Советские историки некоторое время не уделяли внимания историко¬географическому изучению Древней Руси, не появлялись и монографические исследования по истории отдельных областей. Этому были свои причины, и в первую очередь - необходимость разработки коренных методологических проблем истории Руси.

 

Как первое советское монографическое исследование отдельной области можно рассматривать работу В. В. Мавродина «Очерки истории Левобережной Украины», поскольку в ней основное внимание уделено Черниговскому княжеству. Автор описывает историю Левобережья, начиная с палеолита, рассматривает этногенез славян, разложение первобытно¬общинного строя и возникновение феодализма и т.д. до монгольского владычества включительно. Исследование интересно обилием использованного в работе фактического материала, изучена обширная литература по истории данной территории.

 

С историко-географической точки зрения работа В. В. Мавродина несамостоятельна. В представлении автора все Левобережье - Северская земля: «Северская земля... охватывала почти всю бывшую Черниговскую губернию, часть Минской, Могилевской, Смоленской, Орловской, Курской, Харьковской, Полтавской губерний» . Таким образом, автор следует за А. М. Андрияшевым и его предшественниками. Однако в работе есть ряд существенных наблюдений над экономическим развитием Черниговской земли. В. В. Мавродин справедливо считает, что «покорение северян, радимичей и вятичей Олегом и Святославом... следует рассматривать не как одноактный факт включения этих племен в стройную единую государственную систему Киева, а как включение их в орбиту влияния Киева, которое прежде всего выражалось в даннических отношениях примитивного подданства, буквально означавших «быть под данью»  и далее, исследователь видит сложный процесс распространения государственной власти.

 

Достоинство рассматриваемой работы снижается отсутствием сравнительного критического анализа летописных текстов. Несмотря на отмеченные недостатки, работа сохраняет свою ценность как практически единственное советское исследование, рассматривающее историю Черниговского княжества на всем протяжении его существования.

В статьях В. А. Пархоменко, затрагивающих раннюю историю Черниговщины, не содержится достаточно обоснованных новых суждений по нашей теме. В наблюдениях этого ученого есть методическое противоречие. С одной стороны, при аргументации обособленного от Киева положения Чернигова X в. В. А. Пархоменко привлекает легенды XIX в., с другой - в статье, опубликованной в 1941 г., проявляет чрезмерный критицизм к летописным «преданиям и сказаниям» о событиях конца

IX    - начала XI в. и ограничивает размеры «Владимировой державы» лишь ближайшей к Киеву территорией, исключая Чернигов . М. Д. Присёлков, наоборот, слишком широко определял «основное ядро... называвшееся Русью, Русской землею», считая, что оно в середине X в. состояло «из трех княжеств - Киевского, Черниговского и Переяславского», причем существование двух последних в середине X в. этот исследователь не мог обосновать, ибо для такого суждения нет достаточных данных .

Нет сомнения в том, что раздел книги А. Н. Насонова «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства», посвященный Черниговской земле, является этапным в ее историко-географическом изучении. С одной стороны, в приложении «Поселения, урочища и реки Черниговской земли» А. Н. Насонов фактически подвел итог предшествующему историко-географическому изучению Черниговского княжества, критически проанализировав и уточнив местонахождения черниговских летописных географических названий, результатом чего была карта Черниговской земли до середины X в. (карта и «Приложение» А. Н. Насонова нуждаются в отдельных коррективах и дополнениях) . С другой стороны, в разделе, посвященном Черниговской земле, А. Н. Насонов поставил и, в основном, разрешил, новые задачи: выявление политического и территориального ядра, первоначальной основы Черниговского княжества, направлений процесса сложения территории этого княжества, определения его основных границ. Однако А. Н. Насонов не преследовал задачи выявления черт внутреннего деления территорий этого государственного образования, дробления его целостности. Работа А. Н. Насонова является и в настоящее время основополагающим, наиболее полным историко-географическим исследованием Черниговской земли.

Территориальное ядро Черниговского княжества первоначально было частью «Русской земли», активно взаимодействовавшей в IХ-Х вв. с другими территориями восточных славян. Поэтому необходимо коротко остановиться на оценке значения «Русской земли»  в становлении Древнерусского государства и характеристике ее связей с территориями восточнославянских объединений, которые даются современными исследователями.

Советские историки рассматривают формирование Древнерусского государства как результат длительного процесса социально-экономического развития восточных славян. Возникновение его трактуется как большой качественный сдвиг, переход от первобытно-общинного строя к новой, более прогрессивной формации - к феодализму. Установление основных черт формирования «Русской земли» справедливо рассматривается как «выдающееся открытие советских ученых 1950-х годов».

Было выявлено, что до возникновения единого Древнерусского государства у восточных славян в IX в. существовали отдельные ранние государственные образования - южное с центром в Киеве, а также северное, возглавляемое ильменскими словянами .

Другим важным для данной работы является замечание о характере положения в Древнерусском государстве вошедших в его состав территорий восточнославянских племенных союзов, бывших «в свое время высшим пределом организационной структуры родоплеменного строя» . Б. А. Рыбаков справедливо рассматривает их как своего рода «форму административного деления Киевской Руси», не исчезнувшую «при появлении феодальной формации» . Ряд исследователей, в том числе и А. Н. Насонов, считают, что государство первоначально поддерживало выработанные жизнью нормы» . Однако вопрос о соотношении «племенных» территорий с образовавшимися в конце XI - начале XII в. землями-княжениями относится к числу спорных .

В последние десятилетия ведущая роль в изучении истории Черниговского княжества и его географии принадлежит археологии. Эта наука по специфике своего предмета исследования неизбежно рассматривает исторические явления в пространственном отношении, и практически любая археологическая работа по изучаемому периоду содержит элементы историко-географических наблюдений и выводов или предоставляет важный материал для исторической географии.

Количество археологических работ, посвященных изучаемой территории (преимущественно ее отдельным памятникам), очень обширно. Достаточно сказать, что библиография археологического изучения междуречья Десны и Днепра насчитывает свыше двухсот наименований . Поэтому необходимо указать лишь основные направления археологических исследований, их наиболее важные результаты, а также охарактеризовать степень археологической изученности Черниговской земли в целом и отдельных ее территорий в частности.

Важнейшим направлением, и здесь сделаны наиболее существенные достижения, является изучение расселения восточнославянских племен и определение границ племенных союзов. Начало такому изучению было положено еще трудами А. А. Спицына , классическими, основанными на марксистской методологии, стали работы А. В. Арциховского «Курганы вятичей» и Б. А. Рыбакова «Радимичи» . Особо существенной для изучения проблемы формирования территориального ядра Черниговской земли является статья Б. А. Рыбакова «Поляне и северяне» , в которой впервые был поставлен вопрос о наличии полян на левом берегу Днепра и приведена аргументация в пользу главного тезиса. Эта статья легла в основу тщательного исследования И. П. Русановой , подтвердившего основные положения Б. А. Рыбакова о пределах и соотношении ее с северянской территорией. Важной является попытка определить границы племен, составляющих вятический и радимический союзы, предпринятая Г. Ф. Соловьевой . Интересна она и с той точки зрения, что если нет оснований считать, что границы племенных союзов сохранились в период феодального Древнерусского государства в качестве границ княжеств, то этого нельзя сказать решительно в отношении несомненно более компактных и имеющих, вероятно, более прочные внутренние экономические связи территорий «малых» племен, их границы могли сохраняться уже в новом качестве более длительное время.

В изучении расселения восточнославянских племен на Левобережье большое значение имеют исследования памятников роменско-боршевской культуры УШ-Х вв., причем особенно важны исследования и обобщающие работы И. И. Ляпушкина , бывшего крупнейшим специалистом в этой области. Трудам этого замечательного исследователя присущи строгая методика исследований, почти предельный критицизм и осторожность в выводах.

Большую важность имеют для историко-географических исследований результаты археологического изучения городов Черниговской земли. Первостепенное значение здесь имеют труды Б. А. Рыбакова и в разработке полевой методики и в принципе исследования. Им были изучены Чернигов, Любеч, Вщиж, Путивль и другие города. В большой монографической статье «Древности Чернигова» автор ставит важную задачу «собрать и исторически обобщить весь обильный и разнородный материал по истории Чернигова с древнейших времен до XIII в.» , однако не только разрешает ее, но и пополняет этот материал данными новых раскопок (1946-1947 гг.) и широкого историко-топографического исследования города и его окрестностей. Такой подход позволяет исследователю сделать важные выводы о сравнительно высоком уровне развития феодальных отношений в Чернигове X - начала XI в. Строгая методика раскопок позволила точно датировать три основных слоя г. Вщижа, отметить его существенную перестройку в середине XII в., во время правления в нем Святослава Владимировича, и дальнейший, вплоть до монгольского вторжения, расцвет города . Исследованиям в Черниговской земле посвящено большое количество статей Б. А. Рыбакова .

В исследованиях Б. А. Рыбакова археологический материал рассматривается в тесной связи с данными этнографии, письменных источников (летописных, византийских, арабских и др.), данных русской и западноевропейской картографии ХI-ХVIII вв. Большое внимание историк уделяет собственно историко-географической работе и созданию большого ряда карт по русской истории.

Не со всеми выводами Б. А. Рыбакова можно согласиться, ряд положений выдвинут им в заостренно дискуссионной форме, но такой подход несомненно способствует изучению важных проблем. Пример тому - постановка вопроса о левобережной территории полян, не нашедшая поддержки, например, у А. Н. Насонова. Однако последующие исследования подтвердили основные тезисы Б. А. Рыбакова, и теперь факт существования Полянской левобережной территории является уже ключом к рассмотрению процесса формирования политического и территориального ядра Черниговской земли.

Возвращаясь к вопросу изучения городов Черниговского княжества, следует остановиться на планомерном археологическом исследовании северо-восточных городов Черниговской земли Верхнеокской экспедицией НА АН СССР, нашедшем отражение в ряде статей руководителя экспеди¬ции Т. Н. Никольской.

Очень интересны для социально-экономического изучения малых городов результаты раскопок Серенска, Корачева, городи¬ща Слободка и других городищ. Исследовательница уточняет локализации летописных городов, с которыми можно согласиться (Спаш) или спорить (Девягореск, Домагощ) .

В дореволюционной археологии совершенно не уделялось внимание изучению древнерусских селищ и их географии. Советскими археологами в этом направлении проделана уже значительная работа, наиболее полным является исследование сельских поселений центральной части Смолен¬ской земли, их география и классификация В. В. Седова.

Такого рода работ по территории Черниговского княжества, к сожалению, нет. Северо- восточная часть ее охвачена довольно обстоятельной сводкой «Очерков по истории русской деревни» , фундаментального исследования, которое ведется с 1951 г. коллективом сотрудников Государственного исторического музея. Для южных районов Черниговской земли особенно интересны раз¬ведки и раскопки Д. И. Блифельда по р. Белоус (летописный Боловос) , выявляющие ряд древнерусских селищ как раз там, где летопись указывает княжеские села, «всю жизнь» черниговских князей.

Территория Черниговского княжества неравномерно обследована археологами . Есть районы, являющиеся своего рода белыми пятна¬ми, - не изучена территория черниговского Задесенья (междуречье Остра и Десны), недостаточно изучена территория между Сеймом и верховьями Сулы (летописные города Вырь, Вьяхань, Попаш). Не исследованы многие города, например Стародуб, Новгород-Северский, Седнев-Сновск, Козельск, Чечерск и др. Основательной причиной в ряде случаев являются значительные повреждения культурного слоя.

Несомненно, однако, что при всей неравномерности археологиче-ской изученности Черниговской земли данные этой науки являются для историко-географического изучения весьма существенными наравне с материалами письменных источников.

Изучение русского летописания дореволюционными исследователями нашло свое высшее выражение в системе, разработанной А. А. Шахматовым. На новой методологической основе оно сделало существенный шаг вперед в трудах советских ученых, и здесь достаточно назвать имена авторов больших систематических исследований, посвященных русскому летописанию, М. Д. Присёлкова, Д. С. Лихачева, А. Н. Насонова .

Советские исследователи изучают внутреннее движение русского летописания в тесной его зависимости от общих исторических условий социально-экономического развития Руси как источник, отражающий преимущественно интересы господствующего феодального класса в целом и его отдельных группировок в отдельности.

Устные и письменные изображения исторической действительности, предшествовавшие и затем и сопутствовавшие летописанию, воспроизводили не историю народа или государства, а деятельность героев или же - отдельные события. «Появление летописных сводов означало появление таких письменных исторических произведений, которые содержали опыт средневекового построения истории государства, народа или народов, опыт построения исторического процесса, как его понимали современники...

Реальный ход развития Древнерусского государства не мог не отразиться на русском летописании» .

Еще в работе «Русская земля» А. Н. Насонов заметил совпадение главных этапов древнерусского летописания с этапами процесса сложения Древнерусского государства, что было затем развито и убедительно доказано на примере Древнейшего свода времени Ярослава Мудрого и Повести временных лет. Составление первого было обусловлено «потребностью осмыслить образование и историю «Русской земли» в период нараставших противоречий в развитии Древнерусского государства». Повесть временных лет, в свою очередь, явилась первым летописным памятником, «в котором с полной ясностью утверждалось и осмысливалось понятие Руси в широком значении как совокупности разных (не только южнорусских) восточнославянских этнических групп, или «племен» (выделено. -А. З.) . Следующий этап развития Древнерусского государства нашел свое отражение в «областном» летописании. Это летописание представлено в основных источниках данной работы - Ипатьевском (южнорусском) и Лаврентьевском (северо-восточном) сводах.

Главным источником историко-географических сведений о Черниговской земле является так называемый Киевский свод 1198 г. в составе Ипатьевской летописи. И Повесть временных лет и Галицко-Волынский свод конца XIII в. в составе этой летописи приводят преимущественно отры¬вочные сообщения, касающиеся истории Черниговской земли, и еще более случайны там географические данные о ней. Материалы Киевского свода 1198 г. зачастую служат отправным пунктом для нисхождения к данным

XI    в. при ретроспективных построениях или для восхождения к сведениям XIII в. при реконструкции историко-географической картины, постольку- поскольку при отдельных противоречиях и неясных местах свод 1198 г. позволяет все же достаточно конкретно и очевидно, по сравнению со све¬дениями X-XI и XIII—XIV вв., восстановить историческую обстановку в Черниговской земле.

По сравнению с другими Киевский свод 1198 г. дает подавляющее большинство упоминаний городов и урочищ Черниговского княже¬ства, причем в основном они приходятся на середину XII в. Это обилие географических данных объясняется наличием в Ипатьевской летописи третьего, по А. А. Шахматову, источника этой летописи - черниговского летописания . А. Н. Насонов на основе систематического сопоставле-ния текста Лаврентьевской летописи с Ипатьевской выявил зависимость переяславского летописания от киевского великокняжеского источника и указал конкретно на ряд обширных черниговских фрагментов, которые отчетливо выявляются в статьях 6654 (1146), 6655 (1147) (?), 6657 (1149), 6658 (1150), 6659 (1151), 6660 (1152), 6661 (1153), 6662 (1154) (?), 6663 (1155) гг. Ипатьевской летописи . Резкое сокращение южнорусских из¬вестий Лаврентьевской летописи с 6665 (1157) г. не позволяет столь же конкретно выявить другие черниговские сообщения, которые включены в текст Ипатьевской летописи почти на всем протяжении XII в.

Очень важен обстоятельно рассмотренный А. Н. Насоновым вопрос о летописании Переяславля Русского, которое легло в основу владимирско¬го летописания в составе Лаврентьевской летописи. Основным источником летописи Переяславля Русского была киевская летопись, но она система¬тически сокращалась переявлавским летописцем . Особенно интересно то, что киевская «редакция, использованная переяславским составителем, несколько отличалась от той, которую мы имеем в Ипатьевской, т.е. в своде 1198/99 г.» .

Эту точку зрения оспаривает автор интересного исследования владимиро-суздальского летописания Ю. А. Лимонов. «А. Н. Насо¬нов, - пишет этот исследователь, - пришел к выводу, что во Владимире был использован один памятник - княжеский летописец Переяславля Русского» , что неточно: «южно-русской свод привлекался на Северо- Востоке по крайней мере дважды в разновременных редакциях», - писал

А.    Н. Насонов . Ю. А. Лимонов считает, что во владимирском летописании была использована летопись Переяславля Русского, созданная с использованием киевской великокняжеской летописи в 80-х гг. XII в. Поскольку же в ней следовало бы ожидать следы киевских редакций 80-х гг. Печерского монастыря и Святослава Всеволодовича (чего нет в Лаврентьевской ле¬тописи), то Ю. А. Лимонов приходит к выводу, что первым южнорусским источником владимирского летописания был Киевский великокняжеский свод 70-х гг., а уже затем, в конце 80-х гг. XII в. был привлечен Летописец Переяславля Русского .

Переяславская принадлежность фрагментов статей 6677 (1169), 6693 (1185), 6695 (1187) гг, на которую ссылается Ю. А. Лимонов, вызывает вполне основательные сомнения у Б. А. Рыбакова . Суждение Ю. А. Лимонова требует более веской аргументации, ибо южнорусские источники владимирского летописания - не побочный сюжет его темы, кроме того, необходимо опровергнуть доводы А. Н. Насонова, что весьма сложно, ибо в основе их лежит система фактов, а не отдельные наблюдения. Есть у А. Н. Насонова некоторые аргументы, которые нельзя принять, но их ана¬лиз не только не разрушает его системы доказательства, но свидетельствует против мнения Ю. А. Лимонова.

Речь идет о пропущенных в Ипатьевской летописи упоминаниях о Курске, приходящихся на ту пору, когда в нем сидели Изяслав Мстиславич (1127 г.), Глеб Ольгович (1136-1138) и Святослав Ольгович (1139).

В трех случаях упоминания Курска Лавретьевской летописью, в текстологически совпадающих фрагментах Ипатьевской летописи этот город не упомянут (соответственно: статьи 6635 (1127), 6636 (1128), 6647 (1139) и 6648 (1140) гг.) А. Н. Насонов считал, что в статье 6635 (1127) г. Лаврентьевской летописи упоминание о Курске вписано «ру-кой переяславца» , но вполне очевидно, что, наоборот, в Ипатьевской летописи была сделана купюра (анализ этой и других указанных статей см. ниже в гл. третьей). Эти исключения из киевского текста могли быть сделаны в последние годы правления Юрия Долгорукого, ибо после его смерти Курск окончательно вошел в состав Черниговской земли, и в 70-х гг. (т.е. во время заимствования владимирским летописанием известий великокняжеской киевской летописи - по Ю. А. Лимонову) ни у кого не могла возникнуть потребность ликвидировать в киевской летописи известия о том, что Курск некоторое время принадлежал Изя славу Мстиславичу, а позже - Ольговичам.

С этими наблюдениями следует связать известия киевского текста о подробностях борьбы за Переяславль вскоре после смерти Мстислава Великого, сохранившиеся в Лаврентьевской и в неумело или небрежно сокращенном виде (так же небрежно, как и в случаях с Курском) в Ипа-тьевской летописи (соответственно статьи 6640 (1132)-6643 (1135) и 6641 (1133)—6643 (1135) гг.) . Такие сокращения, очевидно, выгодны Юрию, имевшему первоочередной целью - захват Переяславля и Курска.

Эти наблюдения позволяют в предположительной форме датировать киевский источник переяславского летописания временем последних лет жизни Юрия - серединой 50-х гг. Переяславская летопись не редактировалась при Юрии в соответствии с его редакцией киевской летописи, а лишь пополнялась из нее.

Таким образом, редакция киевской великокняжеской летописи, которая была использована при составлении переяславского свода, отразившегося в Лаврентьевской летописи, отличалась от редакции, сохранившейся в Ипатьевской летописи, не только отсутствием поздних черниговских вставок и наличием вытесненных ими текстов, но и сохранностью ряда важных деталей, условно говоря, вычеркнутых Юрием Долгоруким из киевского летописания в середине 50-х гг. XII в.

Известия киевского летописания первой половины XII в. о Курске, сохранившиеся во владимирском летописании (в составе Лаврентьевской летописи) существенно пополняют те сведения, которые сохранились в черниговских фрагментах свода 1198 г.

Ряд сведений Киевского свода 1198 г., интересных для данной ра-боты, но отсутствующих в Ипатьевской летописи, сохранился, как показал А. Н. Насонов, в великокняжеском Московском летописном своде 1479 г.

Несмотря на все увеличивающееся внимание исследователей к русскому летописанию XII в. , остается нерешенным ряд вопросов, возникающих при чтении свода 1198 г., т.е. свода, составленного Моисеем игуменом Выдубицким для киевского князя Рюрика Ростиславича.

В последнее время этот свод иногда рассматривается как некое законченное произведение, не получившее более или менее значительных дополнений или исправлений в XIII в. Отмечались преимущественно лишь пропуски и утраты текста. Б. А. Рыбаков считает, что количество материа¬лов, включенных позднейшими летописцами и сводчиками XIII—XIV вв. в свод 1198 г. «крайне незначительно» .

Н. Г. Бережков в своих хронологических комментариях к текстам Ипа¬тьевской летописи за вторую половину XII в. неоднократно объяснял нарушения летописной хронологической сетки деятельностью «южно-русского сводчика XIV в.», который не только перемещал отдельные тексты, но и де¬лал большие «вставки» из «владимирского свода» в текст свода конца XII в.107 В некоторых случаях иное объяснение пока что трудно представить.

Говоря о северо-восточных известиях, занимающих значительное место в описании Ипатьевской летописью событий второй половины

XII в., М. Д. Присёлков считал, что они попали в южнорусское летописание в составе северо-восточного «свода 1237 г.». А. Н. Насонов не давал определенной даты привлечения северо-восточного источника южнорусского летописания, предполагая, что он использовался «на исходе XII или в XIII в.». Ю. А. Лимонов считает, что на юге «использовалась владимирская летопись неоднократно и различных редакций»108.

В южнорусских текстах Ипатьевской летописи за XII в. также можно обнаружить данные, заставляющие предполагать некоторую переработку свода 1198 г., проведенную после его завершения.

Текстуальное сличение и исторический анализ крупных фрагментов статей 6698 (1190) и 6701(1193) гг. Ипатьевской летописи, рассказывающих о нападении Ростислава Рюриковича с черными клобуками на половцев, показывают их текстологическую зависимость друг от друга и совпадение основных фактов, сообщаемых в этих отрывках109.

В обоих рассказах действие происходит во время разногласий между Святославом Всеволодовичем и Рюриком Ростиславичем, каждый из них оставил Киев ради своих дел. Инициатива в обоих случаях принадлежит черноклобуцкой знати, Ростислав принимает решение без согласия отца, и сам поход содержит два основных момента - захват стад и пленников (в их числе и представители княжеских родов) и неудачную попытку половцев отбить добычу Ростислава Рюриковича. В обоих отрывках одинаково указано место, близ которого произошло сражение с половцами, - р. Ивля. Последствием похода в обоих текстах были нападения половцев на южные границы Руси. И в том, и в другом рассказе сообщается о несостоявшемся намерении Рюрика идти на Литву, и его сын Ростислав, возвратившись из похода, отправился к отцу во Вручий.

Совпадает и хронология событий. Оба похода приходятся на начало зимы. В первом случае во время похода произошла непредвиденная оттепель, а затем всю зиму шла борьба с половцами, пришедшими «Ростиславлею дорогою». Во втором случае указана дата завершения похода Ростислава Рюриковича - Рождество.

При всем сходстве событий имеются и различия в описании походов, но они допустимы в различных изложениях одного события.

Заметим, что в первом рассказе поход на Литву прервала неожиданная оттепель, во втором - Рюрика отозвал Святослав. Если в статье 6698 (1190) г. Рюрик обвиняет Святослава в небережении Русской земли, то в статье 6701 (1193) г. - Святослав Всеволодович обвиняет в том же Рюрика Ростиславича. Окончание статьи 6698 (1190) г. как бы полемизи¬рует с предшествовавшим походу Ростислава Рюриковича обвинением, предъявленным Святославу. Именно Святослав Всеволодович и его сын Глеб защищают всю зиму Русь, а не Рюрик Ростиславич и его предпри¬имчивый сын. Завершение статьи 6701 (1193) г. говорит весьма невнятно о совместном отражении половцев Святославом и Рюриком.

Лишь одно замечание во втором отрывке свидетельствует, на первый взгляд, довольно категорично против того, что оба рассказа описывают одно событие.

Это - замечание второго известия о том, что Ростислав победил половцев «другое», т.е. вторично. Однако это слово находится в текстологически совпадающем с первым текстом отрывке и может рассматриваться как вставка сводчика.

Некоторые текстологические совпадения изучаемых текстов при гиперкритическом подходе могут быть названы литературными штампами, но данный отрывок не может так расцениваться. Оба рассказа содержат слишком много фактических, вплоть до датировки, совпадений, чтобы можно было предполагать случайность текстуальных параллелей.

Трудно выявить взаимозависимость и время включения в так называемый свод 1198 г. каждого из рассматриваемых рассказов. Учитывая отдельные неясности и непоследовательность в изложении первого текста (например, захватив добычу, дружина Ростислава возвратилась «восвояси», т.е. в пределы Руси, но затем идет сообщение о сражении на Ивле, «реке половецкой», по свидетельству второго текста), можно предполагать, что для обоих известий использовался более точно повествующий о событиях протограф.

Дублирующие друг друга известия статей 6698 (1190) и 6701(1193) гг. — факт, ставящий под сомнение вхождение одной из них в состав свода 1198 г., написанного близким к семье Рюрика Моисеем Выдубицким. Если можно допустить, что читатель конца XII - начала XIII в. не замечал хронологическую путаницу, дублирующие друг друга известия в статьях 60-х и 70-х гг. XII в., то составитель реально существовавшего свода 1198 г. не мог допустить хронологическую ошибку в описании событий пятилетней давности. Эта ошибка могла содержаться уже в киевском своде 1238 г., вопрос о котором был поставлен В. Т. Пашуто, но еще не решен нашими историками .

В данном историко-географическом исследовании анализ основных источников опирается на сплошное текстологическое сличение свидетельств Ипатьевской и Лаврентьевской летописей за XII в.

 В работе рассматриваются также сведения Новгородской I летописи, Летописца Переяславля Суздальского, Московского свода 1479 г., отдельные известия  Типографской,  Львовской, Никоновской и других летописей.

Основным источниковедческим пособием для изучения летописных текстов служит капитальный труд А. Н. Насонова «История русского летописания XI - начала XVIII века». При анализе событий учитываются выводы и наблюдения фундаментального исследования Н. Г. Бережкова «Хронология русского летописания», в соответствии с которым приведена датировка. Некоторые данные для историко-географических наблюдений по Черни¬говской земле содержатся и во внелетописных письменных источниках - в киево-печерском Патерике, уставной грамоте Ростислава Мстиславича и некоторых других.

В качестве вспомогательных источников в работе использованы опубликованные актовые материалы Х1У-ХУН вв., данные посольских книг, писцовые документы, украинские летописи XVII в., Книга Большому Чертежу, а также картографические источники ХУ1-Х1Х вв., списки населенных мест Х1Х-ХХ вв. и другие данные.

В работе привлекаются и материалы лингвистических исследований, главным образом ономастические. К сожалению, число исследований по древнерусской ономастике невелико. Важнейшей для данной темы является монографическая работа С. Роспонда. Историко-географические примечания этого ученого довольно странны («Стародуб, город возле Чернигова», «Путивль - Киевская обл.», «Девягорск (1147) - Псковская обл.» - и т.п.) , но его исследование ценно тем, что охватывает лингвистическим анализом почти все древнерусские географические названия. Впрочем, этой работе присущ частый в ономастической литературе недостаток - данные берутся не из первоисточника, а из вторых рук (исследо¬вания историков, словари имен и т.п.).

Например, справедливо не приняв этимологию Ю. С. Виноградского (Болдыж - от «болдыга» - каменная глыба), С. Роспонд относит это название к числу неясных.

Однако Новгородская  летопись знает (под 6776 (1268) и 6778 (1270) гг.) братьев бояр Ратислава и Романа Болдыжевичей, и название Болдыжь следует отнести к «посессивам на -]ь» .

Топонимические данные, а также сведения поздних источников особенно важны при локализации летописных географических названий. Здесь необходимо заметить, что для приурочения исторических географических названий ученые XIX в. в большинстве случаев пользовались способом, состоявшим из двух последовательных приемов. Их можно охарактеризовать как ориентировочный и условно-топонимический приемы. При отсутствии прямого указания на местоположение по данным источника приблизительно определялся район нахождения города и затем по карте или спискам населенных мест Х1Х-ХХ вв. находился топоним, созвучный или тождественный летописному. Условность такой методики заключалась в подразумеваемой преемственности существования летописного топонима вплоть до новейшего времени, не подтвержденной указанием промежуточных звеньев.

Еще с конца XVIII в. в отдельных случаях некоторые исследователи (например, А. Ф. Шафонский) обращали внимание на существование в искомом месте городищ и курганов, к началу же XX в. указания на них, а также и привлечение источников XIV-XVII вв. стали довольно часты (П. В. Голубовский).

Однако только в советское время, благодаря широкому археологическому изучению городищ, а также разработке методики ретроспективного анализа и комплексного привлечения источников в исторической географии , появилась возможность достаточно надежных локализаций летописной географической номенклатуры. Ориентировочный способ сохраняет свое значение лишь как необходимый первый этап в поиске местоположений древних населенных пунктов, урочищ и рек. Кроме этого, необходимо для населенных пунктов выявить их археологические следы, а также проследить преемственность летописного топонима по данным источников последующего времени вплоть до новейшего. Впрочем, не все названия удается локализовать надежно. По недостатку данных некоторые пункты наносятся на карты условно .

Приурочение исторических географических названий является важнейшей из вспомогательных задач историко-географического исследования. Локализация сохранившихся в письменных источниках названий служит исходной точкой и основой изучения историко-географической проблематики Древнерусского государства вообще и Черниговского княжества в частности.

В интересах изложения результаты анализа локализаций более ста географических названий Черниговской земли суммированы в приложении. За этим исключением, изложение работы соответствует пути исследования, сочетая географическую (территориальную) и историческую (хронологическую) последовательность рассмотрения данных источников. Выявление и группировка фактов каждого периода истории Черниговской земли ведется по территориальному признаку: от ядра княжества - к его периферии. Исследование группы фактов в зависимости от полноты данных идет либо в исторической последовательности, либо путем ретроспективного анализа, установлением обратной связи явлений. Географический и исторический пути исследования объединяются историко-географическим обобщением по каждому из трех периодов в отдельности и по рассматриваемой теме в целом.

 

Инф.siver.info