После нашествия Батыя Киев представлял собой сплошные развалины древних храмов и дворцов

Квартал между Софийским собором и Золотыми воротами сегодня застроен настолько плотно, что даже трудно поверить, что относительно недавно здесь гуляли ветры и росли дикие кустарники. На литографии Василия Тимма "Вид Старого города с Ярославового вала" (1854) мы имеем возможность созерцать дивный пейзаж: одноэтажные хатки, затерявшиеся в деревьях, из труб вьется дымок, группа обывателей мирно беседует на поляне... И над всей этой тихой "заводью", словно паруса сказочной каравеллы, величаво врезаются в небо белокаменные ансамбли киевских храмов! Но чтобы пройти от Софии к Золотым воротам, надо было преодолеть множество препятствий. "Старый Киев, — вспоминал протоиерей Софийского собора Лебединцев, — представлял собой тогда (1833. — Авт.) не город, а село с кривыми и тесными улицами, без мостовых и тротуаров и какого-либо освещения, с тынами вместо заборов, с усадьбами, в которых стояли меленькие домики..."

После нашествия Батыя и последующих набегов крымских ханов местность представляла собой сплошные развалины древних храмов и дворцов. Некоторые путешественники даже сравнивали Киев той поры с руинами Трои. Но время стерло следы разрушений... О Киеве середины ХIХ века киевлянин Богатинов вспоминал так: " На моих глазах пробивалась улица Владимирская сквозь холмы, которые окружали город, и сквозь руины храма Святой Ирины..." На рисунке Тимма этих руин не видно, зато хорошо просматривается фасад Георгиевской церкви (на первом плане в центре), построенной в 1752 году на древнем фундаменте одноименного храма. И храм Св. Ирины, и церковь Св. Георгия вместе с Золотыми воротами во времена Ярослава Мудрого составляли единый архитектурный ансамбль, о котором следует рассказать подробнее.

Главный въезд в Киев с надвратной церковью Благовещения имел внушительные размеры: высота проезжей части — 12 м, ширина — 6,4 м. Чтобы попасть на подворье Софийского монастыря, надо было сначала проехать мимо двух упомянутых выше церквей, которые представляли собой трехнефные храмы, увенчанные пятью куполами. Заморские гости, странствующие "из варяг в греки", с трепетом проезжали эту часть пути. Ведь и в славном Константинополе, тоже существовали и Злотые ворота, и храм Святой Софии, и златоглавая церковь в честь Святой Ирины.

Что побудило киевского князя повторить на седых кручах Борисфена "царьградский вариант"? Государственный престиж или имя любимой супруги? Шведская царевна Ингигерда, выйдя за Ярослава, подарила князю-русичу шестерых наследников и троих девочек, которые, повзрослев, тоже стали королевами европейских держав. Да и сама дочь короля Олафа была женщиной властной и подчас перебирала бразды правления государством на себя. Нравилось ли это Ярославу? История умалчивает. Во всяком случае, его в народе не зря нарекли Мудрым.

"И хотя я не был на Босфоре, но тебе придумаю о нем, я в твоих глазах увидел море, полыхающее голубым огнем..." Сказал ли князь эти хорошо знакомые нашему времени слова своей жене, неизвестно, но Ирининский собор вышел на славу: под каменными полукружьями размещались три алтаря, фрески чередовались с мозаиками. Получив этот драгоценный дар, княгиня открыла при храме один из первых на Руси женских монастырей.

А напротив вырос не менее величественных храм в честь Святого Георгия. Почему Георгия? "Повесть временных лет" ограничивается лишь констатацией факта: "Заложил Ярослав монастырь Святого Георгия..." А вот в "Киевском синопсисе" записано: "И создал Ярослав церковь Святого Великомученика Георгия в камне во имя свое от святого крещения данное.

 

Источник http://www.interesniy.kiev.ua/